— А может, ты и прав, я тебе ни к чему, — заговаривает наемник совершенно серьезно, не глядя рыцарю в лицо, будто размышляет о своем. — Ты все и сам можешь. Пойди да скажи бургомистру или кому из кассаторов, что твой папаша Венерсборгский комендант, герой имперский, один из тех, кто Ферран взял. Может, они и отпустят твоего дружка сразу, мне-то почем вас, имперцев, знать? А еще лучше знаешь что? — он поднимает глаза, и Ада видит, как Ричард невольно сжимается. — Пообещай, что к своему папаше его отвезешь, а уж он сам его и убьет. Они-то должны знать, что в убийстве теллонцев ему равных нет, — он бросает на Аду короткий, непонятный ей самой взгляд, и разворачивается к выходу из проулка. — Я вчера узнал случайно, казни они здесь устраивают каждые пять дней, сегодня по их счету как раз четвертый. Времени у тебя до завтрашнего вечера. Бывайте.
Ада видит в глазах Ричарда отзвук раскаяния за сказанное, но кроме этого видит и горделивое упрямство, что не дает ему отступиться и признать неправильную жестокость собственных слов. Некстати ей вспоминается и то, что, несмотря на былой стыд за собственное поведение, в котором Ричард признался ей, смелости сказать об этом и Блезу он так и не нашел. Он и вовсе ничего не говорил тому с той самой ночи.
С неверием Ада смотрит на то, как мимо нее наемник выходит из проулка, но не находит сил шевельнуться. Он не говорит, когда они встретятся снова, где они смогут найти его или где стоит ждать, пока он сам не найдет их. Ей ужасно хочется проснуться и увидеть вокруг себя настоящий мир, в котором не будет всей этой невозможной чепухи, а они спокойно выберутся из города и продолжат путь так, как это и планировали: перейдут реку через мост, о котором говорил ей Блез, а следом отправятся в Двинтилий, где, в конце концов, Ада сможет увидеть, как же живут подземные царства. К ее глазам подступают мерзкие непрошенные слезы. Не может быть так, чтобы происходящее вокруг и было реальностью, ей лишь надо проснуться, чтобы все наладилось. И пусть лучше каждый из этих двоих и дальше делает вид, будто другого не существует, погрязая в своих глупых детских обидах и упрямстве, чем они вновь заговорят друг с другом лишь для того, чтобы все обернулось вот так.
Она вздрагивает, вырываясь из капкана мыслей, и чувствует, как вместе с каплями дождя с ее ресниц срывается слеза. Ричард приваливается спиной к стене и сползает по ней вниз, держась за голову и невидящим взглядом смотря на дорогу перед собой. В проулке, под все усиливающимся дождем, их остается двое.