— Вот ведь мелкая дрянь, — та невесело ухмыляется. — Ты не видела ничего и близко похожего на то, что видела я.
— А что сказал бы твой брат, увидь он тебя сейчас? Ты ведь знаешь, как считается: им на том свете известно все, что знал любой умерший. Если хоть кто-то из тех, кто знал про твою нынешнюю крысиную жизнь, уже успел умереть…
— Мой брат мертв! — подставка со свечей подпрыгивает с жалобным звоном, когда кулак крепко бьет по столу. На несколько мгновений Гарпия замирает, глядя в пустоту, сжимая и вновь разжимая пальцы. — И, если он и знает — мне насрать. Он никогда не вернется ко мне, чтобы осудить, а я своими руками убила слишком многих, чтобы переживать о мыслях каждого мертвеца.
— Твой брат и другие не сгинули впустую, они проложили дорогу для нас. Мы — абаддоны. Нас боятся столь сильно, что создали целый культ вокруг нашего убийства, в который из страха ссылают собственных детей. Мы — великая сила, которая готова показать се…
— Мой брат вел в бой великую силу, которую нельзя было победить, — перебивает Гарпия и Гидра покорно смолкает. — Мы верили в это, потому что… потому что тогда так оно и было. А потом боги утомились от нашего всесилия, они наслали проклятье на наши головы, щуплого выродка Кассатора. В тот день, когда его поганые стрелы впервые наложили на тетиву, я своими глазами увидела, как величайшая, непобедимая армия бессмертных гибнет в считанные минуты, будто беззащитные дети. И мой Бренн… Он ненавидел, что я продолжала звать его по имени, совсем как ты. А еще ненавидел прозвище, которое ему дали люди, но любил, как при одном его упоминании у них ноги подкашивались от ужаса. Прежде мой Бренн смеялся, когда смертные задевали его в бою, но в тот день, когда стрелы Кассатора превратили его в игольницу, он захлебывался собственной кровью на моих руках и никак не мог понять, как это вышло. Ему, прежде приводившему в ужас, было страшно, он не мог говорить, но смотрел на меня так, будто просил объяснить… помочь ему, а я ничего не могла... В него всадили целую дюжину стрел, раздробили ребра и легкие, но никто из этих криворуких выблядков так и не попал точно в сердце. Мы делили одно чрево, всю жизнь были вместе и вместе погибли… в первый раз. В тот день мне было больно терять каждого, кого мы привели на смерть, но видеть, как мой брат умирает навсегда, а я ничего не могу сделать — невыносимо настолько, что я все еще не могу описать это словами. Да, на мое счастье все хорошо знают Орла и, стараниями Ордена, совсем не знают Гарпию, которая в тот день ушла от них живой, но мы всегда были вместе, от первого дня нашего Бунта и до последней битвы, когда я потеряла его. Можешь считать меня слабой, можешь трусливой — мне плевать, — Гарпия заглаживает назад короткие волосы, опустевшим и словно бы постаревшим взглядом глядя в темноту. — Мы поднялись слишком высоко и упали слишком больно. Многим мы помогли вам? Ты благодарна мне и другим первым бунтовщикам за то, что мы породили стрелы Кассатора и его паршивый Орден? Да, создали их люди, но думаешь, они сделали бы это, не взбунтуйся мы против них? Мы хотели безграничной свободы, но добились только создания резерваций. Это ты хочешь повторить? Для этого просишь помощи у одной из тех, кто устроил это для вас?