— Предпочитаю получать благодарности золотом, — затянутой в перчатку рукой Блез стирает с лица брызги чужой крови, размазывая их ещё сильнее, — в редких случаях — натурой. Собираешься блевать?
— Н-нет...
— Славно. Поднимайся.
В мертвой тишине, кувалдой бьющей по нервам после криков и звона стали, Ричард хватается за предложенную руку, чтобы подняться на ноги. Кровь из шеи валяющегося рядом трупа все еще стекает на дорогу, окрашивая багровым песок и мелкие камни, а невидящие глаза валяющейся чуть поодаль головы уставлены в небо.
— Привык работать на публику?
— Привык думать и оценивать силу противника, — теллонец фыркает, вытирая лезвие меча об одежду бандита. — В отличие от тебя.
Совсем рядом Коннор молча выдергивает стрелу из груди второго убитого. Еще один, проткнутый мечом наемника, валяется на дороге чуть поодаль.
— Их было пятеро...
— Сбежал. Хочешь догнать — валяй, но без меня. Лес знает получше твоего, но, может, хоть какой подвиг совершишь сегодня, защитник херов...
Опомнившийся от его слов Ричард срывается с места, бросаясь к женскому телу, распростертому на земле. Ее прежде собранные в прическу волосы растрепались и покрылись пылью, а лицо перепачкала текущая из разбитых губ и носа кровь. Он тянется, чтобы коснуться бьющегося на запястье пульса, но замирает, так и не наклонившись.
— Еб твою мать, — шепчет подошедший сзади Коннор. — Она...
На кремовом, потемневшем от грязи платье, чуть ниже груди багровым пятном обрамилась рана от бандитского кинжала.
— Мертвее разве что моя совесть.
Они оборачиваются к подавшему голос наемнику, присевшему на корточки у тела спутника девушки и равнодушно срезающему кошель с его пояса.
— Какого хера ты творишь?
— На вашем языке это, как я помню, зовут мародерством. Поправь, если путаю — я не отсюда родом.
— Ты понял, о чем я!
— Ради твоих богов, — Адан наконец оборачивается через плечо и морщится, — заткнись. Если тебя это успокоит, он шепнул, что за переправу на тот свет денег теперь не берут, и ему они больше ни к чему.
Ричард в нитку сжимает губы, но возможность двинуться к пересчитывающему монеты наемнику пресекает твердая ладонь друга, вцепившаяся в плечо:
— Брось, он прав. Да еще и спас тебя.
Несколько секунд, гневно сопя, Монд сверлит спину теллонца взглядом, а затем раздраженно стряхивает чужую руку, намереваясь плюнуть на все и вернуться к своему коню, когда тихий шорох из возле стоящей кареты заставляет его остановиться.