— Да может и видала, — девушка фыркает. Дитрих не видит ее за своей спиной, но по голосу припоминает высокую и ладно сложенную черноволосую мечницу. Имени ее он не слышал, но фамилию она носила ту же, что и он, пусть и унаследованную то ли от отца, то ли от деда.
Обескураженный аргументом, её собеседник беззлобно бурчит что-то о бесстыжих теллонцах и смолкает. Выложенный из сотен цветных кусков стекла окровавленный Орел расправляет драконьи крылья и угасающим взором смотрит будто бы прямо на них.
***
Бледный шар ноябрьского солнца судорожно тянется к промерзшей и укрытой снегом земле последними лучами, выглядывая меж вершинами. Одинокие облака, кажущиеся здесь такими близкими, спешно сереют, теряя всю свою белизну без света, а его последние отблески слепят глаза, отражаясь от снежных шапок гор.
В опустившемся сумраке под окнами башни начинают копошиться замерзшие рекруты, наконец получившие разрешение прекратить тренировку и теперь как можно скорее спешащие плохо гнущимися пальцами собрать стрелы обратно в колчаны. Какой-то незадачливый паренек, оттопырив зад, копается в куче припорошенных снегом пожухлых листьев. Судя по усыпавшим его мишень стрелам, все еще заметным в полумраке зоркому глазу, едва ли тот мог надеяться вступить в ряды кассаторов. Что бы не говорил о плачевных успехах в наборе рекрутов рыцарь-командор, да и сам вид жалкой шайки из четверых юнцов, Орден никак не мог позволить себе принять в свои ряды человека, не способного с первого раза попасть даже в нарисованное сердце недвижимой мишени. В настоящем бою такая оплошность стоила бы не только жизни самого рыцаря, но и бесценной для Ордена и всей империи черной стрелы. Оправданием здесь не могли бы послужить и пришедшие в Делориан морозы — Цитадель располагалась едва ли не у границы самой южной его части, на прочих же землях зима была не только суровее, но и куда длиннее.
Приглушенные окном и расстоянием крики заставляют коменданта отвлечься от растяпы и обратить внимание на возникшую у ворот суматоху. Внутренняя решетка медленно ползет вверх, пока караульные возятся с поднимающим ее механизмом, и Дитрих молча манит к окну сидящую чуть поодаль и хмуро прислушивающуюся Фриду. За минувший час та уже не единожды успела натереть промасленной тряпкой безукоризненно чистое лезвие топора и, судя по всему, была весьма рада отложить свое занятие.
Она резво забирается на широкий подоконник, заставляя коменданта потесниться, и с интересом выглядывает в окно. В открытые ворота меж тем один за другим уже въезжают сгорбившиеся под теплыми плащами всадники. Фрида прищуривается, силясь разглядеть спешившегося первым, и удивленно присвистывает: