Ещина — кадета-агитатора,
Серебровского — патриота-оратора,
Иже во святых Николая Бугрова…
И соратников его: Башкирова,
Блинова и Дегтярева…
Не отринь, Благий, гласа моего:
Воздай каждому по делам его…
Да сгинет со света вся нечисть эта
На многая, многая лета!
Некоторые из упомянутых фамилий забылись столь прочно, что читатель вправе получить краткий комментарий. Начнем по порядку упоминания. Унтербергер — губернатор, «усмирявший» сормовичей в 1899 году. Бальц — городской прокурор, выступавший с обвинительными речами на всех политических процессах в Нижнем Новгороде. Нейдгардт — губернский предводитель дворянства, позднее был губернатором-усмирителем в одной из западных губерний Российской империи. Грешнер — начальник жандармского управления, погибший в Нижнем от руки юноши-террориста. Клочьев — извозчик, предводитель черносотенных банд. Ещин — издатель «Нижегородского листка». Серебровский — адвокат-монархист.
Громадный, с тысячами рабочих завод, находившийся рядом с пригородным селом Сормовом, заволновался 10 января 1905 года, когда туда пришла весть о расстреле питерских рабочих перед Зимним дворцом. С тех пор Сормово и лихорадило — все последующие месяцы.
Слухи о готовящихся выступлениях против царя и некоторых, наиболее реакционных, министров и губернаторов начали просачиваться в скромные квартирки сормовских служащих и рабочих.
«Уж не революция ли наступает?» — делали предположение старые рабочие, развертывая газетные листы, оповещавшие о стачках, бунтах, восстаниях, покушениях, казнях, побегах из тюрем, ограблениях банков и тому подобных событиях, страшных для обывательского сознания.
Молодые сормовичи много говорили между собой на работе, но украдкой, да и дома, в семьях не очень-то распространялись насчет своих намерений. Старики ворчали, видя в руках молодежи печатные листочки, называвшиеся новым в сормовском быту словом — «прокламация». Старики-то знали, что за прокламации вполне могут посадить в тюрьму, а то и услать в места, куда, как говорится, ворон костей не заносил.
Слышали пожилые сормовские обыватели в разговорах сыновей и другие новые словечки: «буржуазия», «абсолютизм», «агитация», «социализм», «демократия», «делегат», «оратор», «агент-провокатор». Надо сказать, что в 1905 году старики и молодежь резко отделились друг от друга. Старики боялись неведомой «революции» — молодежь ждала ее. И не только ждала, но и активно к ней готовилась. По вечерам юных сормовичей нельзя было застать дома. Спешно поужинав, надвинув кепки на самые глаза, пробирались молодые люди по темным улицам и переулкам в какие-то им одним известные секретные места для сбора. Часами длились разговоры вполголоса, споры, совещания. Читали неизвестно откуда поступавшую «заграничную», как тогда говорили, литературу, слушали горячие речи ораторов, приезжавших из губернского города.