— Журналист? Вот не знал, что у вас такие заработки.
— Какие, простите?
— Ну как? Билет на эту субмарину стоит недешево, — объяснил он мне.
Я, наконец, разозлился.
— Ах, это, — спокойно проговорил я, будто до меня только что дошло. — Ну, я не стал бы считать чужие деньги. Я же не спрашиваю про заработки ваших спутниц. Хотя и журналист, заметьте.
Он пристально на меня посмотрел и неожиданно захохотал. Смех его мне показался искренним, и я успокоился.
— Да я и сам не знаю про их заработки! — говорил он, утирая слезы, выступившие у него от смеха. — Ну верите ли, совершенно ничего не знаю. Скрывают!
Он начинал мне нравиться, хоть и был, по существу, тем омерзительным типом, который я всегда ненавидел.
Девочки, понял я, были разного уровня: одна хихикала, другая смотрела на меня с нескрываемой ненавистью.
— Простите, — сказал я. — Не могли бы вы чуточку посторониться? Я хочу успеть на завтрак.
Это было чистейшей ложью, но надо же было как-то заканчивать это затянувшееся знакомство. Да и горячий чай мне сейчас не помешал бы.
— Так и мы туда же! — воскликнул толстяк Левит. — Пошли вместе.
— Боюсь, что вчетвером это у нас не получится. Это не аллея парадов.
— Не страшно. Раечка, возьми Гришу под руку и пошли.
Раечка, слава Боту, оказалась той, которая хихикала. Она взяла меня под руку, и мы пошли: мы с Раей впереди, а Левит со Стеллой — за нами. Я шел, чувствуя локоток девушки, и почему-то ожидал сзади удара по голове.
Никогда не мешайте водку с коньяком.
— А вы неплохо смотритесь, — грохотал сзади толстяк.
— Сзади, — добавила Стелла. Голос у нее, несмотря ни на что, был приятным.
— А вы неплохо слышитесь, — ответил я. — По контрасту.
Мы уже подходили к кают-компании, когда я услышал за спиной резкий, пронзительный, до боли знакомый ненавистный голос:
— Ничего себе? Лапшин?!
Я мог не оборачиваться, я прекрасно знал, кому принадлежит этот голос, я слишком хорошо его знал. Да его, собственно, вся страна знает, вся страна над ним хохочет, и тем не менее с упорством, достойным лучшего применения, постоянно выбирает в Госдуму.
— Господин Прищипенко, мое почтение, — сказал я, все-таки обернувшись.
Я вдруг почувствовал, — что-то изменилось, и не сразу понял, что именно. Только посмотрев на своих новых знакомых, я уразумел, в чем дело. Левит и девочки во все глаза смотрели на Прищипенко, которого до этого видели только по телевизору. Когда они вспоминали о моем присутствии и переводили на меня взгляды, в их глазах я без труда мог прочитать уважение: надо же, какие люди с ним здороваются, и как запросто он с ними.