И был вознагражден: именно с той стороны шел к нам Максим Туровский собственной персоной — единственный человек, которого в эту минуту я мог видеть без всякого усилия со своей стороны.
Я шагнул ему навстречу.
— Ну? — чуть настойчивее, чем следовало бы, спросил его я. — Что там?
Он смотрел на меня так, как смотрят на привидение. Он и сам был похож на привидение.
— Как в том анекдоте, — почти неслышно пробормотал он, — «вы оставайтесь здесь, а я пошел на…»
И он употребил слово, которое даже я редко употребляю.
— Так плохо? — спросил я.
Он покачал головой:
— Анекдот знаешь? Про Винни-пуха?
Кажется, это серьезно. Просто списать надо человека. С другой стороны, анекдоты я всегда любил.
— Нет, — сказал я и приготовился слушать.
Сюткин тоже пристроился поближе, чтобы лучше слышать.
— Короче, — начал Туровский. — Пошли Винни-пух с Пятачком мед добывать. Винни-пух прикинулся тучкой, взял воздушный шарик, как будто это кусочек неба и полетел к дуплу, где пчелы были. Ну, налетел рой, стал кусать Пуха. Он орет: «Стреляй, Пятачок!» Тот выстрелил и попал, естественно, в Пуха. Упал тот на землю, стонет. Пятачок подбежал к нему и спрашивает: «Что с тобой, Пух? Тебе плохо?» А Пух и отвечает: «Плохо? Мне не плохо. Пятачок. Мне — п…ц».
Я знал этот анекдот, но слушал, не перебивая, надо же человеку как-то разрядиться. А Сюткин захохотал. Туровский посмотрел на него странным взглядом: у человека, мол, горе, а ты смеешься.
Бывают иногда ситуации, когда тебе рассказывают анекдот, а смеяться почему-то неприлично. Сейчас был как раз этот случай.
Так или иначе, я понял, что сейчас не самое лучшее время для расспросов. Пусть сживется со своей бедой, все равно он не адекватен самому себе в эту минуту. Отойдет, восстановит способность мыслить отстраненно, тогда и поговорим. А пока — пусть мучается.
Туровский не мог ни о чем говорить, это было ясно. Сюткин понятия не имел, о чем можно говорить, и о чем — нет. Нужно было срочно менять тему.
И я изменил.
— А что там этот, как его? — спросил я, не в силах вспомнить фамилию бузотера-сердечника. — Ну, в медпункте? Успокоился, или до сих пор гусарит?
Туровский медленно проходил в себя,
— Вот, тоже, туева проблема, — неожиданно зло и энергично заговорил он. — Откуда столько безнадежно больных на борту одной маленькой подводной лодки? Как нарочно, отбирали тех, кто может принести наибольшие проблемы.
— У него действительно плохо с сердцем? — спросил я пока еще распорядительного директора.
— С головой у него плохо! — в сердцах воскликнул Туровский. — Самый настоящий псих! Накручивает себя и других. Во время войны его расстреляли бы за паникерство. И правильно бы, кстати, сделали!