— Это не волнение, — ответил он. — Это — совесть!
— Совесть? — не понял я.
— Совесть, — кивнул он. — Вернее — ее полное отсутствие.
Я посмотрел на Сюткина. Тот смотрел на распорядительного директора с отчетливо заметной тревогой. Подозреваю, что такое же выражение лица было и у меня.
— Объяснись, Максим, — запросто сказал я ему.
— Что тут объяснять? — с мукой почти в голосе проговорил он. — Зотов, командир, не продается.
— И что тут плохого?
— Я, я продаюсь! — пронзительно зашептал он, приблизив к нам свое лицо. — Я — продажная шкура, понятно?!
Мы с Костей молчали, ожидая продолжения. Захочет — скажет. Это дело добровольное.
И он сказал.
— Зотов выгнал нас, сказал, что ему надо работать, и что мы ему мешаем, — индифферентно говорил Туровский. — Мы вышли с этим Петухом в коридор. И вот тут он и предложил мне сумму… Чтоб я не мешал, значит, ему договориться с Зотовым. Большую сумму.
— И ты взял? — чуть брезгливо спросил его Костя.
— А что делать? — усмехнулся Туровский. — Все равно проект накрылся. Это не я, понимаете, не я продал свой пакет акций, не я первый предал. И что теперь? Гордо сидеть на бобах?! Да?!
— Да не кричи ты так, — посоветовал я ему, — видишь, люди оборачиваются. — Сколько взял-то?
И снова он посмотрел на нас недоуменно.
— Ничего я еще не взял, — устало отмахнулся он от нас. — Не будет же он с собой таскать такие деньги.
— Значит, не так уж все плохо? — повеселел я. — Чего ж ты сюда пришел? А, Максим? С нами посоветоваться, что ли?
Он пожал плечами.
— Черт его знает, — признался он. — Может быть, и с вами. Или еще с кем.
— А ты точно знаешь, что он говорит правду? — спросил вдруг его Сюткин, и я воззрился на него: а ведь он прав!
— Да! — только и смог я добавить.
Туровский с надеждой смотрел на нас.
— Зачем ему врать? — неуверенно спрашивал он нас, но в глазах его уже затеплилась надежда.
— Мало ли! — пожал я плечами, — продаться ты всегда успеешь. Пусть сначала документы покажет. Представь себе, как ты будешь разговаривать со своими хозяевами, если он блефует. Ну, а если он не врет, то и продавайся. А не успеешь взять деньги — значит, того Бог хотел.
Это было непостижимо, но он широко улыбался. Мы просто вернули его к жизни. Приятно было на него смотреть, черт нас побери!
— Точно, — твердо сказал он.
В глазах его, наконец, появилась осмысленность. Он уже знал, что ему делать. Вернее, чего не делать. И это, надо признаться, радовало.
— Костя! — услышали мы голос Рябининой и повернулись на него.
Игнорируя вашего покорного слугу, она прошла прямо к Сюткину, взяла его под руку и повела за собой.