— У нас с повстанцами теперь общий враг, — ответила Саша с уверенностью, которой отнюдь не ощущала. — Старые раздоры должны быть забыты. А потом, нам все равно некуда больше идти.
— Восставшие могут захотеть отыграться на вас за все обиды, которые претерпели от Советской власти.
— А могут и не захотеть, — пожала плечами Саша. — Двум смертям не бывать… В любом случае давайте сперва до них дойдем.
На втором привале забили и съели самую слабую лошадь. Хоть огонь разводить можно было без опаски — белые и так прекрасно знали, где они.
Командир полка Князев до сих пор оставался в состоянии, которое полковой врач назвал “кома”. Рана на месте ампутированной руки не нагнаивалась, жар ушел, но и в себя он не приходил. Хорошо, хоть дышал и глотал воду.
Белоусов всю дорогу составлял кроки, считал пройденный путь и уточнял маршрут, расспрашивая местных. К исходу третьего дня предупредил:
— Мы почти вышли к главному ходу железной дороги, где-то между Ряжском и Моршанском. Линия, скорее всего, охраняется. Могли предупредить по телеграфу о нашем приближении. Предлагаю вставать на ночлег прямо сейчас и выдвинуть вперед разведку.
— А эти? – Саша мотнула головой в сторону, откуда шла погоня.
— Риск есть, конечно… Но до темноты они вряд ли успеют нас догнать и наверняка не станут атаковать ночью после форсированного марша. Мы же снимемся с бивака еще до рассвета, как только вернется разведка. Завтра придется поднажать. И так плохо, и эдак нехорошо. Но соваться на железную дорогу, не зная обстановку – увольте.
Разведчики задержались, вернувшись сильно заполночь, и сообщили, что в трех верстах впереди железная дорога и мост через Пару. На мосту люди. Сколько, чьи они, хорошо ли вооружены — этого толком выяснить в темноте не получилось. Слишком близко не подходили, боясь обнаружить себя.
— Нам все равно нужно перейти рельсы, — рассудила Саша. — Сворачиваем лагерь, ночь кончается. Я выйду вперед с разведкой, мне нужно посмотреть самой.
В синих сумерках тронулись с ночевки. Шли вдоль берега, укрываясь от моста зарослями. Сажен за триста остановились. Саша и Белоусов с разведкомандой отправились на рекогносцировку.
По обе стороны от моста, насколько хватало глаз, под откосом насыпи валялись разбитые вагоны. Опрокинутые вверх колесами скелеты двухосных товарных торчали в стороны щепой ломаных досок. Цистерна, тоже сгоревшая, даже в слабом утреннем свете сияла рыжей окалиной. Останки классного пассажирского угадывались по обугленным тележкам. Если такой вагон на ходу сходил с рельсов, разбивались плафоны керосиновых ламп освещения. Пропитанные краской и лаком деревянные кузова и рамы вспыхивали, как солома. Пассажиры сгорали заживо, редкие счастливчики успевали выбраться. Поверх обугленного дерева уже проросла свежая трава. Кто бы ни пустил под откос этот поезд, с тех пор прошло несколько месяцев, а захоронить обгоревшие тела никто так и не удосужился.