У них были заброшены две удочки, и через какое-то время отец с криком «Поймал, поймал!» дернул вверх удилище. Из воды вылетел большеротый окунь, засверкав на солнце чешуей и с размаху шлепнув маму по лицу.
Элинор пронзительно вскрикнула, замахав руками и отталкивая мужа.
«О-о! Ты испугалась маленькой рыбешки? – воскликнул Берт Беннет. Сняв рыбу с крючка, он бросил ее в ведро. Он смеялся. – Перестань, милая, не сходи с ума».
Нет, не «милая». В тот день отец назвал маму Кови[34]. Байрон точно запомнил это обращение, но лишь тридцать лет спустя оно обрело смысл. Тогда ему показалось, что папа оговорился. Но два дня назад Байрон узнал, что так звали женщину, а именно – его мать. Ему и сейчас слышится, как отец произносит: «Перестань, Кови…» Это насмешило Байрона.
Ну а мама бросила на отца хмурый взгляд, схватила ведро с бьющейся рыбой и, опрокинув его, выпустила рыбу в воду.
«О-о! – закричал отец. – Это была моя рыба!»
«Уже нет», – ответила мать.
Байрон и Бенни хохотали до слез.
«А вы, оба, успокойтесь», – сказала мама, но они засмеялись пуще прежнего.
На следующее Рождество отец в качестве шутки подарил маме эту керамическую форму, и мама часто ею пользовалась. Она готовила в ней запеканки, картофельный гратен, иногда даже кофейный кекс, правда рыбу – никогда.
Байрон и Бенни продолжают тихо посмеиваться, утирая выступившие слезы. Бенни протягивает руку, берет у Байрона «рыбную» форму и насухо вытирает ее полотенцем. Она смотрит на него, их глаза так похожи. Улыбнувшись ей, он обнимает ее, а она начинает плакать.
Оставшись одна в кухне, Бенни собирается изучить содержимое крайнего верхнего ящика. Его приходится трясти и дергать, иначе не выдвинешь. Это единственный способ открыть ящик – способ, оставшийся неизменным за прошедшие годы.
Здесь ее мать хранила огрызки карандашей, заляпанные пастой шариковые ручки, дармовые блокноты из аптеки и службы по устранению засоров, разноцветные канцелярские кнопки и много другого ненужного хлама.
Мама, бывало, вытащит что-нибудь из этого ящика и спросит: «Что это такое?» И Бенни, прищурившись, рассматривает непонятный предмет, поворачивая его так и этак, поднося поближе к глазам и пытаясь угадать его назначение. Зачастую ей это удавалось. А сейчас Бенни ощупывает боковую сторону ящика. Вот она, там, где лежала всегда, – сложенная страничка из блокнота, на которой мать записала рецепт своего черного торта.
Бенни разворачивает страничку и водит пальцем по перечню ингредиентов: «Ром, сахар, ваниль». И подходящие глаголы: «Добавить… растереть… смешать». И только сейчас до Бенни доходит, что в рецепте совсем нет цифр, не указаны вес или объем. Постойте, так было всегда? Это запись из детства, она в этом уверена. Сейчас Бенни понимает, что рецепт матери был скорее не четкой инструкцией, а наметками для выполнения процесса.