В какой-то момент Марбл подумывала забрать сына домой, но ей казалось, что он так привык к этой школе… Теперь слишком поздно. Впереди выпускные экзамены, поступление в университет. Чего Марбл не понимает, так это того, почему за минувшие годы ни одна из мамочек, чей сын или дочь учились в интернате, ни разу не отвела ее в сторонку – на ужине ли, в супермаркете или в приемной врача, – чтобы сказать: «Я ненавижу это, я хочу вернуть ребенка домой». Наверняка не только Марбл знакомы эти сомнения.
– У вас есть фотографии? – спрашивает Бенни.
Марбл чувствует, как напряжение спадает. Она открывает фотогалерею в телефоне и протягивает его Бенни.
– О-о, посмотрите-ка, он замечательный! – восклицает та.
Марбл кивает.
– И хорошо учится в школе?
Марбл снова кивает, не в силах произнести ни слова. У нее ком в горле.
Бенни кладет ладонь на ее руку.
У Байрона все еще трясутся руки. Он пытается свыкнуться с этим призраком, разгуливающим по комнатам дома, где он вырос. Эта женщина говорит с британским акцентом. Она – копия его матери, только кожа у нее цвета древесины бука. Когда в аэропорту Марбл Мартин вошла в зону прибытия, Митч и Байрон поздоровались с ней за руку, а Бенни обняла ее. По дороге в аэропорт у Бенни был счастливый вид.
Байрон открывает и закрывает кухонные шкафчики и вдруг замечает в дальнем углу нижнего отделения большую стеклянную банку, засунутую за пакеты с рисом и сахаром. Сухофрукты. Он позабыл о сухофруктах для черного торта. Что делать? До прослушивания маминой записи он мог набраться смелости и выбросить эту смесь в мусоропровод, раз уж были вынесены мамины книги, одежда и мебель и на лужайке перед их родным домом была поставлена табличка: «Продается».
Он вытаскивает банку, поднимает ее обеими руками, словно ребенка, и водружает на столешницу. «Это твое наследие», – неустанно повторяла ему мать, но он до конца не понимал этого. Теперь понимает. Сбежав с острова, его мать потеряла все, но сохранила в памяти этот рецепт. Да, этот рецепт, а также истории, которые всю жизнь скрывала от своих детей, – нерассказанную быль их семьи. Каждый раз во время приготовления черного торта мать словно произносила заклинание, вызывая в памяти эпизод из своего подлинного прошлого, мысленно возвращаясь на остров.
Пять лет назад Байрон жил у матери, пока та восстанавливалась после плановой операции, доставившей ей некоторые неудобства. Однажды, закончив мыть посуду после ужина, он услышал характерный скрип каркаса дома, потом звон каких-то хрупких предметов – вероятно, фарфора в маленьком материнском буфете, том самом, который она сорок лет назад получила от их отца в качестве запоздалого свадебного подарка и который с тех пор возвещал о начале каждого землетрясения.