– Давай, Элли, – сказала Ковентина.
Элли закрыла глаза, но сквозь веки все равно просвечивало мерцание свечей. Сделав глубокий вдох, она дунула. Ей исполнился двадцать один год. Не так давно она была худенькой девочкой, живущей в сиротском приюте за тысячи миль отсюда.
Элли десятилетняя, вечно голодная, томимая бессонницей.
Элли, ступающая босиком в темноте по холодным плиткам.
Элли, молящаяся о том, чтобы в коридоре не было скорпионов.
Элли у кухонной двери в поисках противня.
Элли, вдыхающая аромат вымоченных в роме сухофруктов.
Элли, выгребающая с противня крошки торта.
Облизывающая пальцы, закрывающая крышку.
Несущаяся к своей кровати в страхе, что проснутся монашки.
Теперь у нее был собственный торт. Для нее зажгли свечи на день рождения. Аплодисменты и объятия тоже для нее. Девушки, пользовавшиеся вместе с ней кухней в этой лондонской квартирке, несколько недель вымачивали сухофрукты и копили яйца, стараясь именно для нее. Элли, когда-то лишившаяся отца и матери, больше не была одинока.
– Вот, – сказала Ковентина, протягивая ей нож для разрезания торта.
Ковентина испекла торт, Эдвина сделала сахарную глазурь, и сирота Элли была счастлива. Она обрела новую семью в холодном сыром городе, стоящем по ту сторону океана от ее родного острова.
Элли не знала, когда вернется на остров. Могут пройти годы. В ее Библии между страницами лежала газетная вырезка с фотографией бабочки, подаренная ей сестрой Мэри. Она хранила картонную коробку с письмом от сестры Мэри, несколькими ракушками из приютского сада, старым гребнем и монетами, найденными в земле. Когда-нибудь она вернется на остров и покажет сестре Мэри фото девушек из школы медсестер. Нарядные и улыбающиеся, они стоят рядом, словно всегда были и всегда будут вместе.
Когда Кови познакомилась с Элинор Дуглас в учебной больнице, та сказала:
– Называй меня Элли – как «jelly» или «belly»![22]
На вид она была очень серьезной, но придумывала всякие штуки, чтобы рассмешить Кови.
Та понимала, что рискует, завязывая дружбу со своей землячкой и соглашаясь переехать в квартиру с женщинами, знавшими друг друга. И все же, когда Элли предложила перебраться к ним, это показалось Кови вполне естественным.
И лишь потом, привыкнув к мягкому смеху Элли, к ароматным горшочкам с тушеным горошком и рисом на кухонном столе, к совместным прогулкам по городу, Кови осознала, как тяжело ей приходилось до сих пор. Со времен плавательного клуба она была совершенно лишена общества. После Банни у нее не появилось ни одной настоящей подруги.