К Стрежневу незаметно опять пришло доброе ровное настроение: и топор был хорош — а во всяком инструменте Стрежнев знал толк, он не только плотничать, а и столярить мог и бревна хорошие, ровные, сам выбирал. Да и ругать их теперь было не за что. Да и некому. Линейный еще пропадал в затоне, а главный тоже больше не появлялся. До катера ли ему!
Так и работали пока одни.
В полдень на вытаявших гривах бродили вокруг них любопытные грачи, подходили поближе, наблюдали. Юрко сновали по свежей щепе скворцы, что-то выискивали там, старались заглянуть под низ щепок.
А река чернела, тяжелела, как перезрелая грозовая туча. Теперь она вся была сплошь мрачно-синяя, и от этого даже на берегу стало как будто темнее, неприветливее. В полдень кое-где на чумовом льду уж поигрывали, забились в солнечном блеске промоины, и возле этих промоин подолгу стояли в неподвижности вороны, будто собирались нырнуть под лед и все не решались, робели, переминались с ноги на ногу...
Однажды утром увидел Стрежнев недалеко от катера возле дороги свежую с красными буквами табличку: «Проезд и проход запрещен».
— Шабаш, Семка, отрезало! — кивнул он Семену. — Теперь и за бутылочкой не сходишь. Пост нам пришел.
— Да, отошла коту масленица. Видно, уж когда своим ходом...
Стрежнев слегка улыбнулся.
Однако изредка через речку люди еще ходили.
Наконец они кончили зарубы, сложили вокруг катера семь ровных клеток, полюбовались. Все было ладно. Разминая ноги, походили возле, прикидывая, как поднимать, где упирать домкраты.
— Щепок-то как после путных плотников, — сказал Семен.
Вся луговина вокруг катера и вправду пестрела белой щепой, резко, скипидарно попахивало этой отходящей в тепле ядреной древесиной.
Теперь надо было добывать где-то домкраты, нужны были люди крутить их... Но где возьмешь?
Линейного все не было, не было никого и из главной конторы. И вот неожиданно заявился председатель месткома Горбов.
В тяжелом длинном пальто с широким каракулевым воротником Горбов быстро прошел мимо катера, не взглянув на него. Сунул обоим руку, спросил:
— Ну как, братцы, лечим или калечим?
— Тяжело с леченьем-то, Андрей Семеныч: ни рабочих, ни инструменту. Ведь голый берег... — приготовился объяснить Стрежнев.
Он хотел рассказать, что вот нужны домкраты, люди... Но Горбов перебил его:
— Ничего, ничего! Вы народ дотошный, все сделаете. С такими орлами да не отремонтировать? Вот через недельку такой ли красавец будет стоять, не налюбуешься. — Тут он, как бы украдкой, взглянул на катер и надел перчатки. — Подкрасите, подмажете — на воде и не узнаешь!