Снова был вечер. Тихий, мглистый. Темнело.
Трактор ушел. Резал фырканьем тишину далеко у поселка. Река посапывала у берега. Повыше по течению, за будкой, изредка всплескивали песчаные обвалы. Слышны были за рекой голоса ребятишек.
А они все сидели, тупо глядели перед собой на темную воду.
— Побрели? — Семен кивнул в сторону поселка.
Стрежнев тяжело встал.
— Пойдем, — сказал он. — Утро вечера мудренее. Увидим...
Но мудрого в голову ничего не шло. Как Стрежнев ни думал, а все получалось, что надо завтра звать линейного и говорить ему о двигателе. Не хотелось этого Стрежневу, не хотелось кланяться, признаваться в своем бессилии теперь, уж перед самым концом. И еще: он втайне надеялся — утром, может, что-то и прояснится, всяко бывает в жизни.
Они сошли по трапу на берег, помыли, потерли со скрипом мокрым песком руки. Стрежнев по привычке набрал в ладошку воды, хотел напиться, но вспомнил, что весна, вода мутная, и выпустил ее обратно. Он с трудом разогнулся и побрел поперек грив к огням брандвахты.
Семен отстал, но не окликал его, шел следом. Видел он в сумерках, что Стрежнев пошатывается, как после выпивки, а запястья его белеют: он так и не рассучил рукавов.
Опять взлетали с грив сонные чибисы, опять жалобились в темноте, но ни Семен, ни Стрежнев их не слушали, не жалели.
5
Утром в каюту вошел Федор.
— Поплыл я, сегодня уведут, — сказал он, не изменившись в лице.
«Ну, дождался, — с радостью за Федора подумал Стрежнев, — хоть поотойдет теперь, а то совсем потускнел».
— Так... отзимовал, значит, — сказал Федор, присаживаясь на стул. — Ждал, ждал... а теперь и плыть что-то неохота. Да и чего я там оставил? Жена здесь... весь с собой. Ну что ж, может, отвальную возьмем? — спросил с безразличием.
— Не время, — покачал головой Стрежнев, — с движком зашились совсем. Да и неохота. А ты запасись, дорога длинная... Тебе теперь можно — не нам.
Федор еще больше насупился, не попрощавшись, вышел. Потом вернулся, сказал в открытую дверь:
— Мешки берите, все забирайте... Больше не увидимся.
— Да еще не уведут, простоишь до завтра... Вечером и посидим. Сегодня, может, заведем, — стараясь загладить вину, сказал Стрежнев.
Федор ничего не ответил, но долго глядел на обоих, медленно закрывая дверь.
Аккумуляторы за ночь поотдохнули, схватили хорошо, и даже один раз обнадеживающе вырвался из-под клапанов синий дымок.
— Может, раздышится, — в робкой надежде сказал Семен.
Однако с каждым пуском двигатель вставал все скорее, с шипением выдыхал воздух.
— Бросай, Семка, посадим аккумуляторы, — сказал Стрежнев. — Иди за линейным.