Холодный с брызгами ветер прорвался в рубку, четче прослушивался двигатель, сильнее зашумела вода возле бортов.
Олег с Семеном попятились к стенам рубки, а Стрежнев подался вперед и замер перед штурвалом в успокоенном сосредоточении. Теперь было все на месте: именно живой реки — звука воды, ветра и открытого голоса двигателя — не хватало Стрежневу.
Теперь, глядя вдаль, он даже слегка улыбался, — так, внутренне, душой, — будто обманул всех. «Вон за тем поворотом будут створы, потом надо прижиматься к левому берегу, а там километра два серединой, потом...
— Хватит! — прервал его думы Олег. — Давай назад, к перевозу... Хоть от директора пойду отвяжусь. Загрызли...
1
Когда пристали у поселка, Олег спрыгнул на песок и ушел в контору к директору.
Наискось пересекли реку, ошвартовались у свайного деревянного причала под церковью.
Теперь их жизнь замыкалась меж двух берегов, между селом и поселком.
Было еще совсем рано, доходил только восьмой час, но люди на берегу уже толпились: праздник! Увидев приставший катер, они не стали ждать лодку, а кинулись всей гурьбой к причалу.
Что ж, на берегу был Май как Май. И погода подлаживалась под праздник — вынырнуло в прогал облаков солнце, и день засветился, заиграл легкой весенней радостью.
Семен придерживал багром катер, и нарядные веселые люди сыпались к ним на палубу, смеялись, с удовольствием стучали о железо легкими ботинками, разбродились по всей палубе, кому где нравилось. Жены придерживали подвыпивших мужей, чтобы они не прилипали к рубке и леерам: краска еще не совсем просохла.
Пока снова перебегали через реку к поселку, Семен, наполовину высунувшись из машинного отделения, будто вытирал ветошью руки, а сам внимательно наблюдал за палубой, кабы кто не вывалился за борт. Матроса еще не было, не прислали из затона, и поэтому Семену самому приходилось подавать и заделывать чалку, возиться с трапом.
Из поселка пассажиров было мало: по привычке все шли туда, на луговой берег, где надрывно трещала мотором лодка.
На стоянке Семен спустился в кубрик, порылся в шкафу, пошел и поднял на кормовой мачте флаг.
Флаг был закоптелый, обтрепанный, прошлогодний.
— Постирать бы надо, — сказал Стрежнев, обернувшись к флагштоку, — экой срам повесил!
— Положено, — ухмыльнулся Семен, — по уставу... У всех Май, а у нас что? Сойдет пока... Мы и сами-то не больно красивы.
Только тут они оглядели друг друга и увидели, что оба давно не бриты, в замасленных и изляпанных краской фуфайках, в затасканных до блеска штанах. Под глазами у обоих чернели от грязи и копоти морщины, руки в ссадинах, задубели...