Мишке казалось, что прошло уже минут пятнадцать-двадцать и что бригада уже идет лесом к Шилекше... А они все молчали.
Но это Мишке только казалось так: он не лежал и минуты, и тетерева, ничего не подозревая, спокойно ходили по поляне. У птиц была просто короткая передышка.
Но вот токовик с перерывами, глухо, будто из-под земли, вновь начал разворковываться. Мишка с облегчением перевел дух и слегка приподнял голову. Торопясь, он насчитал на поляне девять или одиннадцать больших черных птиц, которые ходили по прошлогодней траве, будто цыгане по пустому базару в своих черных нараспашку полушубках с ослепительно-белым меховым подбоем. Как в затянувшейся перебранке, они что-то бормотали себе под нос, не слушая друг друга, и так неожиданно, стремительно оборачивались, что от белизны шубных изнанок резало глаза.
В центре поляны важнее всех ходил сам хозяин — «цыган лет пятидесяти», как подумал Мишка. Он был так «навздеван», что казался Мишке не в полушубке, как все, а в черной меховой жилетке и в огромном нараспашку тулупе тоже с белым мехом.
Это был Старик. Он был совершенно хмельной и, казалось, ничего не видел и не слышал вокруг. Не видел даже, как с краю поляны скромно переступала по траве серая ладная тетерочка.
Мишка сначала тоже не заметил ее, так она сливалась с желто-серой травой и только изредка по-женски осуждающе что-то выговаривала распоясавшимся мужикам: «ко-ко-ко-кооо...» — и поворачивала в разные стороны свою точеную, «гладко причесанную» головку. Но «мужики» не обращали на нее никакого внимания.
Мишка стал осторожно пятиться, прижимаясь к земле и прячась за сосенками. За второй сосенкой развернулся и пополз уже головой вперед, а затем, пригибаясь, побежал к бараку.
На крыльце еще звенел умывальник, Мишка удивился и пошел шагом, будто ходил в сосенки, как и все поутру.
Теперь Мишка стал мечтать, как построит он тайно ото всех шалаш возле тока и будет наблюдать за тетеревами. То, что увидел он сегодня утром, было такой радостью, что он боялся, вдруг еще кто-нибудь захочет поглядеть. Придет, разгонит весь «базар» у чернышей. Поэтому надо было торопиться. И Мишка весь день, скатывая бревна, представлял, как он будет обрубать и стаскивать сосновые лапы в одно место... А потом с ночи станет ожидать прилета тетеревов.
Он не переставал думать о жизни, и ему казалось, что весновщики счастливее многих деревенских мужиков. А счастливее весновщиков вот тетерева. У них счастье самое полное, они даже и не догадываются, что есть на земле большие общие беды, боли. «Неужели человек не достоин такого счастья? Зачем же тогда жизнь? Но думали ли когда так дед, отец?.. Или только мне досталось это наказание? Ведь не мается же вот сейчас, как я, никто в бригаде... Значит, и отец с дедом не думали».