Мишка слушал и ничего не мог возразить: будто всю жизнь его подглядел Пеледов и все мысли насквозь прочитал. Было все настолько неожиданно, что Мишка подумал с суеверным страхом: «Провидец какой-то... Или шпион...»
— Ну, погоним? — равнодушно бросил Пеледов окурок в сторону плавающих бревен.
Мишка неопределенно подернул худыми плечами, и оба принялись выталкивать бревна на чистую воду.
«Зачем он мне все это говорит? — мучился в догадке Мишка. — Наверное, потому, что у самого сыновей нет... Или соскучился по своей ученой работе в академии? Вот и читает лекции мне...
Мишка не знал, как вести себя с Пеледовым, как разговаривать.
Вытолкав и проводив на стрежень первую партию бревен, они снова вернулись в разлив и остановились у затопленных красных верб. Было не ветрено, солнце уже вышло из-за вершин, и тут, в еловом лесном закутке, куда вдавался залив, было так тепло, уютно, что оба уже не однажды подумали, какая хорошая выпала им сегодня работа. Они знали, что бригада мучается в самом верху — выкатывает штабеля из низин, логов: бревна катят сначала в гору, через кусты... Вчера Мишка там надорвался — перед обедом у него заболел живот.
И теперь он думал с надеждой и радостью, что, может, все эти гиблые штабеля выкатают без него.
Поучившись в городе, Мишка хорошо уже понимал, что говорил сейчас Пеледов о родных местах, о деревне, о лесах, о людях... Он вспомнил (дело было еще в старой деревне), как приезжала с Сахалина сестра. Она стояла на краю поля и, не стесняясь, вытирала слезы: было начало лета, цвел лен, и все поле вплоть до дальней кромки леса было голубее самого неба. Мишке, тогда совсем маленькому, было это и удивительно и смешно: он еще не ведал дальней тоски по родным местам, еще ни разу не видел своей деревни во сне...
После обеда они опять согнали ту же тройку чирков, но уже из другого залива.
— Есть же счастливые люди... — мечтательно сказал Мишка, провожая их взглядом из-под руки. — Всю жизнь изучают птиц, зверей, живут в лесах, на озерах...
— Пожалуй, я бы тоже эту профессию выбрал, — сказал Пеледов, — если бы начать жизнь сначала. Но боюсь, что романтика хороша только издалека. А подойдешь ближе — все и растает как туман. Хотя кому как...
— А есть такие техникумы, институты? — напрямую спросил Мишка.
— Конечно, есть. Готовят орнитологов, охотоведов, ихтиологов... Попробуй, если манит. Тебе еще не поздно. Учиться все равно надо. Ваше поколение — это поколение обильной информации. Так исторически подошло... А следующее поколение уже будет осмысливать эту информацию. Так что учение — это главная нагрузка, которую надо будет вынести вам. Сейчас многие думают, что достижения в космосе определят всю будущую жизнь. Нет... Космос многого не даст. Мало того, рано или поздно возникнут неизбежно и отрицательные явления. Обязательно появятся люди, которые будут ждать от космоса всех благ как манны небесной. Думаю, что родится даже новое настроение среди молодежи — космическое иждивенчество. Так же, как сейчас широко распространено иждивенчество родительское, городское... Иждивенчеств много. Самое крупное — это империалистическое, международное. Америка уже сегодня открыто мечтает о космическом иждивенчестве и даже о космической эксплуатации всей Земли. А я думаю, что космическое иждивенчество может и погубить людей. Это самое страшное. И беда тут в том, что многие этого еще не видят. Тут какой-то поворот в развитии земной цивилизации. Ведь самое естественное иждивенчество — иждивенчество крестьянина, землепашца. Земля, вода, солнце — вот что дано в самую честную эксплуатацию нам. Навсегда и в высшем смысле, имей ввиду, — Пеледов предупредительно поднял прокуренный указательный палец.