— От земли никто не уходит. И никто не ушел, — продолжал Пеледов, — это только кажется, что город — уже что-то новое, особое. Железо, машины, бензин, уголь — все из земли. В том числе и сырье для атомных и всяких других бомб. Все взято у Земли. Но человек как будто забыл это и хочет продуктом Земли уничтожить саму Землю, как слепой и безумный сын свою мать. По-моему, человечество еще слишком молодо, наивно. И ему, в эпоху ядерного оружия, надо срочно взрослеть, пробудиться наконец от детства и почувствовать себя хозяином на планете. Но одно без другого не бывает. Нужен космический взгляд на свою планету, а как туда забраться без ракет... Человек ни во что не ставит свою деревню, пока не объездит полсвета. Так и здесь: пока люди не убедятся, что в округе вселенной другой такой привольной планеты нет, видимо, не успокоятся. Кое-кому все мечтается, что Землю можно изгадить и перебраться на другую планету — чистую.
— Кому? — спросил Мишка.
— Пиратам Джонам, — улыбнулся Пеледов. — У них ведь это в крови: они с этого начинали. Приплыли на чужую землю и давай хозяйничать. Обобрали свою страну, а точнее, присвоенную и двинулись по всему свету шарить... Теперь в планах — запугать, ограбить весь земной шар и на другую планету укатить. Вот оно, космическое иждивенчество!.. Тут мудрой философии не надо. Чистый прагматизм: мое — мое и твое — мое. Каково!
Мишка давно перестал работать, а выслушав, неопределенно пожал плечами.
— Сила должна быть всегда у работающего большинства. Тогда и беды не будет. Просто ведь?
— Да-а, — облегченно вздохнул Мишка и начал толкать полегоньку кобылку к ближайшим бревнам, потому что даже Шмель, повесив гармонь на сук большой сосны у воды, уже работал вовсю вместе со Степаном.
29
Два этих последних дня ветер тихо тянул с востока, и Одноглазая почти не сходила с гнезда. По запахам и по тому, как не по ее было покрыто гнездо, она догадалась, что кто-то тут был, и каждую минуту ждала, что этот «кто-то» вернется.
Но весновщики теперь были далеко, внизу реки, и к бараку ходили вытаявшей просекой. Это постепенно успокоило Одноглазую, вдобавок и вода в реке начала убывать, и уже не страшно было, что гнездо затопит. Ей теперь надо было сидеть особенно тихо и все время таиться, даже рискуя своей жизнью, потому что яйца она начала уже насиживать. А случись что — завивать новое гнездо было поздно.
Хлопун и Косохвостый, не дождавшись в это утро Старика, слетели на землю одновременно и начали токовать. Но у них не хватало духу петь так долго и азартно, как пел Старик, и их мало поддерживали. Все еще ждали, что Старик вернется. Но когда он не появился и к восходу солнца, тетерева по одному стали сниматься и улетать: у многих появилось подозрение, что поляна чем-то опасна. Было безопаснее сидеть на высоких соснах с краю поляны. Однако никто не занял главного места — на вершине старой сосны. Давно пролетела над поляной ворона, солнце поднялось уже выше вершин, а Старика все не было. Тетерева еще ждали, еще сидели на своих соснах вдоль опушки и изредка, чтобы не терять утро, принимались ворковать. Обе тетерки, Серая и Желтая, то и дело перелетали над поляной с призывным нежным квохтанием, садились на низкие сосенки, охорашивались и красовались, но тетерева к ним не слетали, а только ждали, что будет дальше.