Когда обогрело солнце и над поляной взвились лесные жаворонки, тетерева по одному, будто наукрадку, стали улетать в глубину леса.
А на Шилекше хоть и медленно, но зачистка подвигалась все ближе к устью. Приплыли с верховьев Княжев с Чекушиным. Чуть поодаль на своей кобылке сопровождал их Луков. Весь день они указывали ему на одинокие забытые бревна где-нибудь в кустах или на ныряющий топляк, и Луков кидался на свою «добычу». Топляки привязывал к сухим бревнам и, улыбаясь, пускал «пару» по течению.
К вечеру вся зачистка была в пойме. Здесь, на широкой разливине, собрался весь лес. Он темнел сплошной бревенчатой массой и на Лухе. Там две бригады ухали весь день, разбирая пыж и пропуская его под мостом.
Оставив свои кобылки, весновщики Княжева сидели посреди разлива на плотно сбитых течением бревнах и ждали дальнейшей команды.
Наконец приплыла приемная комиссия. Чекушин первым сошел с кобылки, за ним молча спрыгнули на твердые бревна Княжев с Луковым.
Все думали, что Чекушин опять будет ругать и грозиться, и молча ждали, когда он начнет.
Однако Чекушин был весел и ругаться, видно, не собирался. Он по привычке повернул на ремне сумку и, раскрыв ее на коленях, стал что-то писать, забыв о бригаде.
Первым не выдержал гнетущего молчания Чирок. Повертев головой в разные стороны, будто высвобождая тонкую шею из зеленого шарфа, и оглядев всех, бросил небрежно:
— Ну что, едрена-корень, рублей по двадцать насчитал?
Чекушин улыбнулся и, не желая ругаться, ответил примирительно:
— И по пятнадцать хватит. Куда вам деньги-то. Все свое: картошка, капуста... На вино только, ясно-понятно! Чай, корову держишь? — поглядел он на Чирка.
— Держу! — взвился Чирок. — А толку-то!.. Ведь кровь свою пьем, а не молоко: луга все позатопило, косить езди на лодке черт знает куда, да потом в гору на себе таскай... Вот оно как, сенцо-то... Все лето будто крепостной на эту корову работаешь. Продать ее к черту!.. — Чирок еще раз шустро поозирался, как бы ища сочувствия, и обиженно осадил свою маленькую голову в широкое гнездо шарфа.
Чекушин, прослушав его, будто пение птицы (которой не мешать желательно, а отвечать не обязательно), захлопнул тетрадь, встал:
— Придется ждать, когда разберут, — кивнул он в сторону моста. — Обе бригады всю ночь будут работать... ясно-понятно! — и поглядел на бригадира. — Завтра деньги привезу, и можете собираться. Спасибо, как говорят, за службу: чисто сделали, ясно-понятно! — Тут он пожал Княжеву и Лукову руки, и еще нескольким весновщикам, что были рядом. — Так что теперь не грех и выпить с окончанием-то. А, ясно-понятно?.. — и он обвел всех счастливым победным взглядом.