— Вот эту штуку нашли вчера ночью в голове судьи, что допрашивал Гуннара, — сказал Руни.
Так вот в чем дело. Да, понятно, почему в первую очередь подумали на него. Сам Гуннар мысль о мести отложил пока, не до того было, но вспомнил бы непременно. Только он бы не стал ночью из самострела. Нашел бы к чему прицепиться и вызвал. При толпе народа, чтобы не отвертелся.
Тогда кто? У него исчез такой же самострел. Мог ли тот, к кому он попал, затаить зло на судью? Или разгадка куда ближе?
Платье-то на Вигдис было зашнуровано кое-как и волосы нечесаны, вот только под платьем белела сорочка, так что одевалась она явно не впопыхах, лишь бы срам прикрыть, пока за вином спускалась. И на башмаках влага — он тогда подумал, потому что уронила кувшин и забрызгала, как и подол. Твою же…
Спал Руни ночью, или утром рассказали?
— Домашние говорят, они проснулись от грохота. Кто-то обломал ставни. Выбил одно из стекол, выстрелил в дыру и удрал. Охранник клянется, что он погнался, но не догнал. И, судя по всему, не врет. Рядом со свороченными ставнями нашли ломик.
Он кивнул служанке, принесшей разваренный с мясом горох, улыбнулся. Та просияла в ответ. Руни бросил монетку, мотнул головой — иди, мол, не до тебя. Служанка ушла, отчаянно вертя задом, только вслед ей никто не смотрел.
Гуннару стало жаль неведомого охранника. Наверняка ведь не расспрашивали, а допрашивали. Вот только тот — или та, что уж себя-то обманывать — ставни снесла явно не ломиком. И едва ли убегала всерьез. Отвела глаза, и вся недолга, гоняйся, мужик, за тенью.
Руни в упор посмотрел на него.
— Я бы подумал на тебя. Если бы сам не пил с вами вчера и не видел, что ты лыка не вяжешь. Но этого никто не знает, а про то, что у тебя зуб на судью, напротив, знают все.
— Я могу под присягой подтвердить, что он из дома не выходил, — сказала Вигдис.
Ингрид глянула коротко, занялась едой, вперившись в миску. Только бы промолчала, взмолился Гуннар про себя.
— И навлечешь подозрения на себя, — продолжал Руни. — Я слышал, как ты сцепилась с отрядом Сигрун из-за того, что они пытались оскорбить Гуннара. И о том, как они попробовали отомстить, и чем все закончилось. Если об этом услышал я, значит, наверняка знают и многие другие.
Забрала ли она болт после той схватки посреди улицы? Гуннар не мог припомнить, хоть режь. Слишком занят был, стараясь не заблевать все вокруг. При одном воспоминании замутило, даром, что еда у Бьёрна ничуть не хуже пива.
— Я разозлилась не потому, что они оскорбили Гуннара. — Вигдис отложила ложку. — Они пытались оскорбить святость поединка. Альрик тоже говорил, что глубоко задет и собирался мстить. Не довелось, и я этому рада.