— Помню тварей, помню, как увернуться не успел, а потом стало не до чего, пока в лечебнице не сказали, что все обошлось.
— А свидетели говорят другое. — Чистильщик подался в сторону Эрика. — Что собралось черное облако, куда вы зашли с раненым на руках.
Ингрид рассмеялась. Эрик откинул с глаз прядь волос, ухмыльнулся.
— Свидетели говорили, что вон его разорвало пополам. Еще наверняка они говорят, что в земле образовалась дюжина дыр. Что твари заполонили всю округу, и конца края им не было — правда, непонятно тогда, каким чудом самим свидетелям удалось выжить. Свидетели драпали так, что пятки сверкали, им некогда было разглядывать облака, черные там или какие.
— Наш отряд тоже видел облако перехода. Почти растаявшее, правда.
— Облако перехода? Что это?
Чистильщик, стремительно перегнувшись через стол, схватил Эрика за запястье, потянул, обнажая шнур с дымчато-алой бусиной.
— Это ты тоже не знаешь, что?
— Знаю, — пожал плечами Эрик, высвобождая руку. — Брачный амулет язычников. Если я не могу взять свою женщину в жены перед лицом Творца, почему бы не сделать это по обычаям восточных племен?
— Что за обычай?
— Не твое дело. Не хочу, чтобы вечером у меня на пороге нарисовались ересеборцы.
— Ересеборцы в Белокамне? Не смеши.
— Повторяю, это не твое дело.
— Мое. И я настаиваю. Если не хочешь, чтобы мы с парнями уволокли тебя силой и допросили всерьез.
С парнями? Где остальные, на улице караулят?
— На каком основании?
— Безопасность ордена.
Эрик помолчал, размышляя. Гуннар бы сказал, что расклад сил не в пользу чистильщика. Двое на одного, даже если не принимать в расчет самого Гуннара. Так что в этом чистильщике такого, что отличный боец глотает оскорбления, хитрит и изворачивается, всеми силами избегая драки?
— Как мои любовные дела угрожают безопасности ордена?
— Это мне решать. Или спросим твою женщину? — Чистильщик в упор уставился на Ингрид.
— Ну и зачем было делать вид, будто не знаешь? — усмехнулась она.
— Ты не носишь перстень. Ума не хватило получить? И образец не носишь. Или он таскает его в память о другой женщине?
— Образец? — попытался вклиниться Эрик, но чистильщик даже не глянул на него.
Ингрид снова улыбнулась.
— Не люблю побрякушки. — Она развела руками, словно показывая: ни колец, ни браслетов. В раскрытом вороте тоже не было украшений, как и в волосах. — Кому надо, тот знает, чего я стою, а до остальных мне дела нет. И нет нужды таскать на себе напоминание о том, кто мне небезразличен.
— Так что за обычай?
— Шаман режет обоим запястья, смешивает кровь в чаше, его помощники затягивают рану. В это время шаман уносит чашу на алтарь, что-то плетет, что именно, я не разглядела. Возвращается с двумя бусинами. Повязывает на руку. Что-то говорит на своем языке. После этого двое считаются по их обычаям мужем и женой.