Гуннар поверил бы, ни интонация, ни лицо, ни жесты не выдавали лжи. Вот только о подобном ритуале он ни разу не слышал. Это по большому счету ни о чем не говорило: мир велик, в нем множество странных народов со странными же обычаями. Вот только в самом начале их знакомства Эрик обмолвился, дескать, ему очень повезло, что Колльбейн, младший сын купца, собирает экспедицию на свои и сильно стеснен в средствах. А потому вынужден брать тех, на кого серьезные наниматели и не посмотрели бы. Мало кто рискнет взять на серьезное дело парня, лишь несколько месяцев назад получившего перстень и ничем себя пока не зарекомендовавшего. И про несколько месяцев он тогда явно не врал. Он и выглядел не старше Орма, и повадки у них во многом были одинаковые, разве что Эрик не кичился тем, что дар проявился рано, и не пытался показывать превосходство.
Не успели бы они с Ингрид за эти несколько месяцев побывать на востоке и вернуться. Разве что пройдя между мирами, но если это действительно опасно, вряд ли. Не стали бы оба рисковать жизнью только ради красивого обряда. Даже если бы Эрику и стукнуло в голову что-то подобное, Ингрид осадила бы. А, значит, оба врали. Убедительно и складно, явно не сговорившись, понимая друг друга с полуслова — но все же врали.
— И никого не позвали, засранцы, — Гуннар отхлебнул пива. — На выпивку пожмотились?
— Чтобы потом кто-нибудь побежал к служителям Творца? — фыркнуд Эрик. — Я собирался, вернувшись, осесть и остепениться, спокойно работать, а не бегать от ересеборцев.
Немногие одаренные в ордене охотников всегда могли найти любого его члена. В особом помещении под замком хранились образцы. Деревянные бусины, пропитанные кровью. Впрочем, носитель мог быть любой, хоть обрывок ткани. Лишь бы хорошо впитывал. Главное все же кровь. Если чистильщики по доброй воле не отпускают своих, значит, у них тоже должен быть способ всегда знать, где они. Кровь, насколько Гуннар знал — самое простое. Наверное, были способы заключить каплю и в дымчатое стекло… очень напоминающее тусветную тварь.
— И все? И никаких подробностей? — ухмыльнулся чистильщик. — О самом важном событии в жизни женщины?
Ингрид фыркнула.
— Самые важные события в жизни любого — это рождение и смерть. Первое я не помню, о втором не смогу никому рассказать. Но языческий обряд, лишь отдаленно смахивающий на клятвы перед Творцом…
— Всегда знал, что я тебе дорог, — буркнул Эрик. Перевел взгляд на чистильщика:
— Вы удовлетворены? Или хотите, чтобы я и дальше выворачивал душу, выставляя себя влюбленным дурнем?