— Чистильщик говорил о безопасности ордена.
— О безопасности ордена, — повторил Руни. — Я не знаю, мог ли кто-то подслушать, учитывая, что кроме вас тогда в «Шибенице» было лишь трое мечей, тоже измаявшихся от похмелья. Зато я уверен, что едва о смерти чистильщика узнают его товарищи, они придут за головами тех, кого он расспрашивал. Или за тем, по чью душу они явились.
И судя по тому, что чистильщик изначально нацелился на Эрика, придут за ним. Но Руни-то что с того?
— В лучшем случае — поставят на уши совет, а совет возьмет за задницу меня и снова потребует головы душегуба. Так что лучше бы Эрику оказаться не дома. Или указать на кого-то, кто подтвердил бы, что он был занят вовсе не языческими ритуалами.
Кто ж это подтвердит? Ингрид ведь в расчет не идет. Но неужели это все-таки он?
«Меня выпорют, его повесят». На что готова Ингрид ради его жизни?
— И хорошо бы, чтобы и Ингрид нашла свидетеля и для себя — продолжал Руни. — Они мои друзья, и я не хотел бы отдавать их чистильщикам. Но для этого мне надо быть уверенным в их невиновности самому.
Вот только как? Неужели Руни всерьез полагал, что если убийца — кто-то из этих двоих, то он тут же повинится? Наверняка ведь будет все отрицать.
— Тогда зачем тебе я?
— Я хочу поговорить с ним прежде, чем действовать. Без лишних ушей. Он тебе доверяет, и я тоже.
— А мне, значит, нет. — В голосе Вигдис прорезалось что-то очень похожее на ревность.
— Гуннар охотник.
— Поговорить по душам, — хмыкнул Гуннар. — Расставив вокруг дома дюжину стражников и взяв с собой охотника на одаренных. Отличный душевный разговор получится.
— Если он убийца, я не хочу, чтобы он ушел. Если нет — стража не полезет. Ну так как? Время идет.
Гуннар помедлил.
— Ты понимаешь, что он вытащил меня с того света?
— Да. Я сам не хочу… — Руни поморщился. — Но я должен разобраться. Клянусь чем угодно, если у меня будет хотя бы малейшее сомнение в его вине, я сделаю все, чтобы ему помочь. Уж ты-то должен знать.
— Хорошо.
— Я с вами, — влезла Вигдис.
— Нет, — сказали они хором.
— Некогда спорить, — добавил Руни.
— Это же Эрик, — Гуннар коснулся ее щеки. — Все это какое-то дурацкое недоразумение. Дождись меня и никого не впускай. Все разрешится.
Еще бы он сам был в этом уверен.
***
Эрик открыл дверь сам. Удивленно поднял бровь, заметив расставленных вокруг дома стражников, но вопросов задавать не стал. Несмотря на раннее утро, целитель был полностью одет. Меч на поясе, при том, что в лечебнице оружия он не носил никогда. И — невиданное дело — обвешан золотом, точно купчиха на церковной службе. Перстни, браслет, тяжелая плетеная гривна… Словно собрал на себе все ценное, что лежало по шкатулкам.