— В сторону, все, — рыкнул Фолки. — Дайте место.
Люди, бурча, начали отодвигаться в стороны, освобождая пространство для поединка. Не так уж много оказалось места: с одной стороны — телега, накрытая полотном, с другой торчат растяжки шатра, о которые споткнуться раз плюнуть. С третьей — угли костра, за которым сгрудились люди. С четвертой — зеваки. Хорошо, что солнце еще низко и за толпой его не видно, а то слепить бы начало. Фолки такой возможности не упустит, не совсем же он дурак.
Фолки огляделся, поискал кого-то взглядом, рыкнул:
— Петтер, живо за моим щитом.
От толпы отделился оруженосец, бросился было прочь и застыл, остановленный гневным окриком.
— Стоять! Вы что, вконец ополоумели! — раздался из-за спин голос Хаука. — Мало сегодня ночью положили, еще хотите добавить? Я запрещаю!
— Извини, зятек, — ухмыльнулся Фолки. — Но слова сказаны. Теперь только Творец может что-то запретить. Но почему-то я уверен, что он не станет защищать этого сопляка.
Фолки глянул на оруженосца.
— Петтер, что встал? Шевелись!
Тот опасливо покосился на Хаука, обошел его по широкой дуге. Да, приказывать ему имел право только Фолки, но Хаук мог, например, отвесить затрещину, а то и всерьез ударить, чтобы остановить. Потом-то благородные между собой разберутся, да только побитому оттого легче не будет. Но Хаук ничего не сказал, зыркнул грозно. Посмотрел на Эрика.
— Этот болван почему-то дорог моей жене. Ты сможешь справиться с ним, не убивая?
На лице Фолки заиграли желваки. Эрик пожал плечами.
— Как получится. Моя жизнь мне всяко дороже, чем чувства твоей супруги.
— Я понимаю. Но мне он нужен… хотя я все меньше в этом уверен.
— Я не буду играть в благородство, — сказал Эрик.
Хаук кивнул, все сильнее мрачнея. Тоже понимал, что кто бы ни победил в поединке, сам он окажется в проигрыше. В лучшем случае лишится полезного человека. В худшем — еще и родича. К слову, он командовал людьми — и они могут вовсе не захотеть переходить под руку Хаука. Фолки нельзя доверить свою жизнь, но можно поручить присмотреть за женой — ведь гибель сестры ему вовсе невыгодна.
— А ты не хочешь попросить меня, чтобы я не убивал этого сопляка? — не выдержал Фолки.
— Я бы попросил, если бы ты был в состоянии внимать разуму.
— Ты второй раз за минуту пытаешься меня оскорбить, называя глупцом!
— Правда не может оскорбить. То, что ты творишь сейчас, иначе как глупостью назвать нельзя. — Хаук пристально посмотрел на Фолки. — Или ты намерен вызвать еще и меня, раз уж не удалось…
Он осекся. Похоже, прошедшая ночь здорово подкосила Хаука, если он едва не начал во всеуслышание распространяться о том, что должно оставаться внутри семьи.