— Где она?
— Вон, у телеги, — махнул рукой старик.
— Хорошо, ступай, я сейчас приду.
Старик мелко закивал, медленно двинулся прочь, то и дело оглядываясь.
Эрик попытался подняться. Ингрид цепко схватила за рукав, заглянула в лицо.
— Нет.
— Я знаю, что делаю.
— Правда? — недобро усмехнулась она.
Эрик проглотил очередное ругательство. Посмотрел ей в глаза.
— Нравится тебе это или нет, но сейчас и впредь я буду делать то, что считаю нужным. Я большой мальчик. Разберусь.
— А я должна на это смотреть? — О, эти прищур и тон не сулят ничего хорошего.
— Не можешь смотреть — отвернись.
— И как далеко я должна отвернуться? — медленно произнесла Ингрид, выпуская его локоть.
Сердце, кажется, пропустило удар. На миг перехватило дыхание. Эрик не отвел взгляд.
— Это уж тебе решать. Самой за себя. Как и я намерен решать за себя.
— Господин, все готово, — подбежал человек из тех, кто возился с шатром. — Позвольте, мы госпожу унесем. И… — Он осекся, словно почувствовав напряжение между людьми.
— Унесите госпожу, — распорядился Эрик, все еще глядя в глаза Ингрид. — Проводите господина и одаренную. И пошлите кого-нибудь за Вигге, пусть возьмет двух-трех человек, чтобы покараулили у шатра. Не ровен час еще какая змеюка заползет.
— Ишь, раскомандовался, — беззлобно пробурчал Хаук. — Делайте, как он велел. А вы, двое, заканчивайте в гляделки играть.
Он пихнул Эрика в бок.
— Убьешься ради этой потаскухи — сам дурак.
Двое слуг осторожно переложили Аделу на покрывало, понесли в шатер.
— Я знаю, что делаю, — упрямо произнес Эрик, отводя, наконец, взгляд. — Может быть, там что-то другое, и удастся справиться без плетений.
Кое-как он сосредоточил взгляд на Ингрид и проговорил:
— Если я правильно помню, как действует яд клещевины, через несколько часов сосуды перестанут держать кровь, и она начнет изливаться во внутренние органы. Печень, почки, селезенка… стенки желудка и кишок. Значит, понос, рвота, боли то там, то здесь. Озноб и лихорадка. Что еще… Сердце, да. Начнет биться неровно и слабо. А если и в его стенку начнет кровить, может и вовсе остановиться.
— Вдохновляюще, ничего не скажешь, — буркнул Хаук.
Эрик помолчал — мысли путались. Вспомнил кое-что еще.
— Ах, да. Потом кровь может начать сворачиваться прямо в жилах. Поэтому как только почувствуешь, что в силах плести, следи. Прежде всего — за собой, чтобы успеть поймать повреждение. Если получится, и удержишь плетения, поможешь другим…
Он потер лоб.
— Но это я так, на всякий случай. Потому что одна ты, скорее всего, и о себе не позаботишься. Поэтому я не могу позволить себе умереть. За те часы, что у нас будут, мне нужно прийти в себя. Иначе… — Он пожал плечами.