— Ингрид тоже была, — продолжал Хаук словно не замечая, как дрожит старый слуга, не решаясь перебить господина. Эрик обругал себя болваном: нашел время спрашивать. Впрочем… что ему еще оставалось? Он обессилел вконец. Яд семян клещевины в тридцать раз сильнее яда, который извлекают из зерен миндаля или черемухи. Противоядия нет. И обильным питьем, как некоторые другие яды, не вывести.
— Фолки заходил, спрашивал, что случилось без него, и как так вышло, что Аделу ранили. Долго спрашивал, всю душу вымотал. Предлагал увезти сестру, я его и отослал. Наверное, тогда и…
Эрик вовсе не был в этом уверен.
— Вигге, само собой, прибежал, когда Фолки тебя вызвал… Кажется, все. А, еще парни. Бруни и Стиг. Быстро как ты Стига на ноги поставил.
Эрик невесело усмехнулся. Быстро… Просто вовремя успел. Закрыл рану в кишках и на животе. Убрал заразу прежде, чем она распространилась и пропиталя ядом тело. А по чистому заживает быстро. Стиг, поди, и забыть успел о пережитом страхе. И о том, что умер бы, если бы не плетения.
Сейчас совсем не то. Сейчас яд сперва пропитал легкие, потом ушел в кровь, распространился по телу, затаившись до поры, медленно, исподтишка разрушая плоть. Ни одно плетение не заметит, пока омертвение не проявится. А когда оно проявилось, уже поздно что-то предпринимать. Мертвое не оживить. Потому плетения и плохо справляются с ядами.
Если он правильнопонимал, сейчас давали о себе знать лишь легкие. Значит, через несколько часов станет хуже.
— Что со Свеей? — спросил он, с трудом сосредоточив взгляд на лице слуги. Он уже знал, что услышит, просто тянул время — вдруг хоть чуть-чуть прибавится сил?
Много веков лучшие умы бились над тем, как вернуть способность плести обессилевшему одаренному. Или как запасти плетения впрок, привязав к какому-нибудь предмету. Безуспешно. Были, видимо, какие-то пределы у разума и тела. Только отдых помогал, о котором сейчас было бессмысленно даже мечтать.
Эрик отогнал паскудную мыслишку потянуть еще под благовидным предлогом: вдруг служанка отправится к Творцу до того, как он к ней подойдет. Тогда не придется смотреть людям в глаза и говорить, что ничего нельзя сделать. На свою женщину у него сил хватило. На двух благородных тоже. А на прислугу…
— Кашляет и задыхается. Не откажите, господин, — в которой раз повторил старик. — Мы собрали, сколько смогли… у кого сколько было.
Он сунулся было за кошельком, но Эрик его остановил.
— Не нужно. Ничего не нужно. Я…
Следовало бы сказать «я ничем не могу помочь». Или хотя бы честное — «я не могу больше плести». Не вышло.