Эрику хотелось заорать, вскочить, отшвырнуть опьяненных вседозволенностью чистильщиков. Ударить — и плевать на последствия. Он так и поступил бы, если бы был один.
Но он был не один.
— Тебе так хочется развязать бойню? — негромко спросил Эрик. — Мало было твари?
Довольно они друг на друга кричали. Пора остыть. Всем.
— Мне хочется знать, где ты научился плетению, которое знают только чистильщики. — Колль тоже сбавил тон.
— В самом деле? — встряла Ингрид. — Ты не говорил, что знался с чистильщиками.
— Потому что это ложь. Меня ему научили не чистильщики, а значит, знают не только они, — ответил Эрик, пристально глядя на Колля. — Не понимаю, в чем ты меня подозреваешь, но это плетение я видел пять лет назад на защите магистерской. Он усмехнулся. — Любимчик Лейва его представлял. Дескать, сам разработал… не знаю, профессор потом говорил, что большая часть работы была его, а не того парня.
— И ты, один раз увидев, запомнил?
— Да попробуй такой балаган не запомнить!
— Балаган? — переспросил Колль.
— Конечно. Весь университет гудел. Сперва тот парень… тоже Эрик, к слову. Так вот, за несколько дней до защиты он полез драться с чистильщиком.
— Совсем дурак что ли?
— Нет, — усмехнулся Эрик. — Просто балованный сопляк. Любимчик Лейва, привыкший быть первым во всем. Ваш человек захотел его девчонку. Та отказалась с ним идти. Парень полез в драку… получил, конечно. Он-то сам об этом никому не рассказывал, кто будет рассказывать, что отделали будто щенка. Девчонка подружкам похвасталась, дескать, вот как ее парень любит, на все готов. Еще бы не похвастаться, страсти, куда там роману.
Вернись он на пять лет назад, не изменил бы ничего, несмотря на все случившееся после. Можно долго гадать, пошел бы тогда Альмод до конца? К лучшему ли все обернулось? Но, по крайней мере, сейчас Эрик не стыдился собственного взгляда в зеркале. И плевать, что Мара того не стоила.
— Так что на защите никто не спал, слушали и смотрели во все глаза, — продолжал он. — Особенно после того, как туда явился чистильщик и заявил, что диссертант — тупица, не обративший внимания на явную несочетаемость плетений, а профессора — прекраснодушные болваны, готовые смотреть на это сквозь пальцы, лишь бы тот защитился.
На лице Колля любопытство боролось с недоверием.
— Как звали того чистильщика?
— Откуда ж мне знать? Он не представился… А уж когда он вылез доказывать, почему плетение неосуществимо… Словом, надо быть вовсе уж тупицей, чтобы не запомнить этакого. И напрочь лишенным любопытства, чтобы не попытаться повторить плетение. Тем более, все ученики Лейва — целители, даже если защищались как боевики. А я и защищался как целитель, и просто грех упустить такую полезную вещь.