— Я бы тогда давно сидел дома безвылазно, озолотившись, — рассмеялся Эрик. — Или за счет благородных, желающих знать, не носят ли рога…
— Или за счет их жен, не желающих, чтобы это всплыло, — хохотнул Хаук. — Только такие, как ты, дома долго не сидят.
Может быть. Они с Ингрид ведь и сейчас могли не соглашаться на предложение Хаука. Серебра и меди у них хватило бы на то, чтобы добраться до какого-нибудь городка, а там наняться в помощники к сделавшему себе имя целителю да жить себе безбедно…. Нет ведь, ввязались. А после того, как какой-то гад едва не убил Ингрид и проткнул его самого, не отступятся.
— Говорят, раньше умели различать родичей, но плетение утеряно. Так что… — Эрик развел руками. — Но даже если убийца метит в Гарди, пока не пришел его черед, придется стеречься и вам с Аделой.
Хаук кивнул, отвечать не стал. Так и сидел, глядя на лагерь и размышляя. Эрик разложил рубаху на траве, провел ладонью, убирая плетением лишнюю воду. Надел — чуть волглая, но терпимо.
— Одного я не могу понять, — задумчиво произнес Хаук, повернувшись к нему. — Ладно я — воробей стреляный. Но ты ведешь себя так, словно дыра в рубахе заботит тебя сильнее, чем дыра в боку.
Эрик рассмеялся.
— Ту, что в боку, я затянул, а через несколько дней и вовсе о ней забуду. Не первая и не последняя, да и ничего серьезного. С рубахой так не получится.
Он перекинул через локоть подсушенный дублет, закинул за спину сумку. Примерился к шайке.
— Оставь, — сказал Хаук. — Я пришлю людей. Пусть заберут. Жаль, самострел искать бесполезно.
— А узнать, у кого пропал?
Хаук покачал головой.
— Кроме тех, что люди носят с собой, были еще в обозе. Знаешь, чтобы на стенах не терять времени и не давать врагам передышки. Один взводит, другой стреляет, и взводить можно научить даже крестьянина, что попросился под защиту стен. Я не преувеличивал, когда говорил Гарди, что жду нападения. И если тот, кто стрелял, хоть чуть-чуть соображает, то под шумок стащил любой из обозных…
Он осекся, глядя за спину Эрику.
— А вот и Фолки. Ему ни слова.
Эрик проследил за его взглядом. Благородный был уже ярдах в двадцати, верхом без седла, ведя на недоуздке еще одного коня.
— Все, значит, не покладая рук ищут лошадей, разбирают обоз, а одаренные на лужку прохлаждаются, — сказал Фолки вместо приветствия.
Остановившись рядом, кивнул зятю, приветствуя его, оглядел Эрика.
— Тебя собаками травили? Или серебра не хватает прилично одеться и дырами не сверкать?
Эрик оттянул дыру, усмехнулся.
— Проветриваю, чтобы не сопреть. Жарко.
— Язык придержи, — сказал Хаук.