Десять минут, одиннадцать? Наверное, почти все.
Люк мычит и стонет.
Слава богу, наконец-то!
Ни за что больше этого делать не буду, думаю я, глядя, как за окнами опускаются сумерки. Хватит. С меня хватит. Как только эти слова возникают в моем сознании, я понимаю – все.
Люк, задыхаясь, падает на меня сверху, упирается головой в Weekend на моей толстовке.
– Может, на этот раз наконец-то получится, – говорит он.
– Может быть.
– А если нет, пойдем к репродуктологу.
Люк бросает эти слова небрежно, между вдохами, будто рассказывает о погоде, вот, завтра снег пойдет, наверное, лекции отменят…
А я думаю: «Нет. Ни за что, мать твою!»
И наконец тайные мысли о сопротивлении, что последнее время у меня возникали, прокладывают себе дорогу.
– Нет, – отвечаю я, сталкивая его с себя. Поднимаю с пола трусы и легинсы. Когда-то я была женщиной, которая уверенно отказывала мужу. Она все еще жива во мне. Я знаю. Я чувствую ее пробуждение. – Никогда не пойду к репродуктологу. Беременность должна была либо наступить, либо нет. Она не наступила. Нет – значит нет.
– Но Роуз…
– Нет, Люк, – повторяю я. – Нет.
ГЛАВА 28
16 февраля 2014 года
Роуз, жизни 1 и 2
– Хочешь еще мороженого, мам? – Я оглядываюсь на медсестру, но та вышла. – Пойду поищу. Может, клубничное найдется.
– Нет, милая, все хорошо. – И мама снова дремлет.
Я встаю, сажусь. Озираюсь по сторонам.
Не знаю, чем заняться. Как всегда, когда бываю здесь.
Возвращается медсестра сменить почти опустевший мешок, что крепится к металлическому штативу. Она меняет его на полный – и химиопрепараты начинают медленно струиться в кровь моей матери.
Она открывает глаза и сонно бормочет:
– Привет, Сильвия.
– Рада увидеться, миссис Наполитано. Как дела?
Ее голос звучит чересчур громко, даже восторженно в тишине палаты, где полно больных раком. Все они лечатся, как моя мама, но находятся на разных стадиях заболевания. Некоторые выглядят здоровыми, их лица еще не утратили краски. Другие – истощенные, бледные, осунувшиеся, кожа обвисла.
Кое-кого я раньше не видела, остальные – постоянные пациенты, они приходят в то же время, что и мама. Мы здороваемся друг с другом, интересуемся, как дела, и на этом все. Иногда одни исчезают, и больше мы их не видим, в основном потому, что терапия закончена. Но порой выясняется, что с лечением запоздали. Может, потому люди редко общаются в этой палате. Никогда не знаешь, кого потеряешь следующим, а с раком и так теряешь слишком многое.
– Миссис Наполитано? – чуть громче зовет Сильвия.
Мама, которая все еще дремлет, с трудом открывает глаза.