. Конечно, знаю. Струйка кофе иссякает, стаканчик полон лишь наполовину. Ну и плевать, думаю я и уже собираюсь забрать его, как аппарат включается вновь. Он чуть ли не взрывается, кофейная гуща и кипяток попадают на меня, на ладонь и рукав свитера.
– Дерьмо! – Отдергиваю кисть назад, рассматриваю кожу в красных пятнах. Снова бормочу, уже тише: – Дерьмо…
Я встряхиваю головой, поворачиваюсь и прислоняюсь к стене.
– Я просто не могу… – сгорбившись, шепчу я в никуда, но не договариваю.
– Да уж, эта кофемашина совсем дрянь. На втором этаже есть получше.
Поднимаю взгляд. Рядом стоит Томас.
– Вот черт, – бормочу я под нос, пытаясь овладеть собой. Я вся в кофе, по руке стекает гуща. – Простите, день выдался не лучший.
– Может, я смогу помочь, – предлагает Томас. Расстегивает рюкзак и начинает в нем копаться.
– Не знаю, как с этим справиться, – говорю я больше себе, чем ему.
И я не о кофе.
Томас отвечает не сразу. Он достает салфетку и вручает мне. Я беру ее, потом смотрю на него, впервые по-настоящему смотрю с тех пор, как мама насильно нас познакомила. Томас смотрит в ответ. В его глазах светится понимание.
– Никто из нас не знает, – вздыхает он, беря меня за руку.
ГЛАВА 29
2 марта 2008 года
Роуз, жизнь 6
Снаружи, за окнами, падает снег и ложится на стекла затейливыми ледяными узорами.
А здесь, внутри, царят тепло и радость.
– Привет… – говорю я крошечному младенцу в моих руках. Моему младенцу. Адди.
Не могу перестать на нее смотреть. Она завораживает. Отголоски родов, усталость и боль кажутся столь далекими, будто все случилось не несколько часов назад, а пару недель. Я любуюсь Адди и почти забываю, что лежу в больничной кровати, не чувствую запаха антисептиков, не замечаю колючих простыней, уродливых стен, приборов. Адди спит, глазки зажмурены, будто она боится, что они распахнутся, если не закрыть их покрепче. В тишине слышно ее тихое дыхание.
Возможно, Адди будет храпеть, как ее отец. Странно думать, что эта малышка может быть в чем-то похожа на своего отца или даже на меня, свою мать. Интересно, в чем Адди будет не похожа ни на кого из нас?
Скрипит, чуть приоткрываясь, дверь.
– Роуз? – шепотом в полумраке окликает папин голос.
Отец выглядывает из коридора.
– Я не сплю, – отвечаю я.
Он на цыпочках крадется в палату, а следом – мама.
– Не волнуйтесь, малышка в отключке, – говорю я, но не знаю, слышат ли родители. Их глаза прикованы к Адди.
На маме канареечно-желтый свитер – по ее словам, это цвет счастья. Она надела его, получив от Люка весточку, что все хорошо, все пережили роды и совершенно здоровы. Наполитано – люди суеверные, мама просто не могла надеть яркий свитер прежде, чем получила хорошие новости официально. Отца она заставила натянуть такой же канареечный наряд.