– Думаешь, у нас все кончено? – шепчу я.
Люк долго молчит. Слишком долго.
Так долго, что моя спина – позвонок за позвонком – начинает сгибаться, образовывая горб. Люк поворачивается и тянется к фото, что стоит на тумбочке у кровати.
Он берет ее, мою фотографию, которую хранит там, и подносит ближе.
В насмешку? Показать, что мы потеряли? Желудок сжимается. Неужели сейчас мы расстанемся? А ведь когда поженились, обсуждали: один из плюсов брака в том, что больше не придется переживать расставание…
Но потом Люк говорит:
– Нет. Я так не думаю.
Поворачиваюсь к нему и смотрю на профиль, которым всегда восхищалась, от изгиба лба к мягкому скату носа.
– Нет?
Он качает головой, глаза с мольбой взирают на меня.
– Мне так жаль, Роуз. Ты сможешь когда-нибудь меня простить? Сумеешь набраться терпения и подождать, пока я буду пытаться вернуть свое прежнее отношение к детям?
Его взгляд падает на мое фото. Люк обводит пальцем рамку – с любовью, с тоской.
– Может, теперь мой черед одуматься, не твой?
Я киваю, когда Люк все это произносит. По моей левой щеке стекает слеза.
– Да, я могу подождать. Конечно. Я потерплю. Я люблю тебя. Так сильно люблю.
Люк смотрит на меня:
– Я тоже люблю тебя, Роуз.
Муж откладывает фото в сторону, обнимает меня, и это самое крепкое объятие за всю нашу жизнь. Крошечный огонек надежды разгорается в пламя.
ГЛАВА 7
20 декабря 2012 года
Роуз, жизнь 3
– Адди! Бери свой маленький стульчик.
Моя четырехлетняя дочь – решительная, серьезная – подходит к стене, где рядом с полкой, заваленной книгами и беспорядочной кучей журналов, стоит ее стул для готовки. Его сделал специально для Адди мой отец. Она медленно подтаскивает ярко-розовый стул к кухонной столешнице. Розовый – любимый цвет Адди, хотя мы с Люком изо всех сил старались убедить ее, что синий, зеленый и бледно-лиловый тоже хороши, как фуксия и пастельные оттенки, которые она всегда обожала. Волосы дочки блестят на свету, они темно-каштановые, подобно моим, и образуют над головой ореол непокорных кудрей, как у Люка. Сдерживаю желание провести по ним рукой: уж я-то знаю, что Адди сразу протестующе завопит. Но коснуться ее порой хочется нестерпимо.
На стойке нас ждет большой тяжелый пакет с мукой, емкость с теплой водой и яйца комнатной температуры.
– Все, мамочка, – говорит Адди. – Я готова!
Она кладет маленькие пухлые руки – с каждым днем все менее пухлые – на деревянную столешницу. Еще рано, очень рано, Люк пока спит, а мы с Адди обе в пижамах. Ее – сплошь в розовых жирафах, от которых моя дочь без ума. Каждый раз, увидев жирафа по телевизору, Адди визжит и смеется. В ее спальне – повсюду жирафы, есть даже один большой и высокий, чья шея служит вешалкой для одежды. Бабушка Адди, мама Люка, подарила его в марте, на четвертый день рождения моей дочери.