– Хорошо? – спрашивает Томас.
– Да. Я давно не пила вино, – отвечаю я.
Не пила я с тех пор, как узнала, что беременна, но об этом умалчиваю. Слава богу, никаких признаков пока нет. Скоро пройдет срок, когда еще можно сделать аборт. Об этом я думаю каждый день, стоит мне проснуться. Аборт. Должна ли я его сделать? Могу ли? Но я знаю, что не решусь. Я обещала Люку выносить ребенка, чем и занимаюсь, однако не клялась вести себя идеально.
Я отпиваю еще и улыбаюсь в бокал.
Сопротивление.
Это – мое сопротивление. Мое «иди к черту», обращенное к Люку, воплотившееся этим вечером в бокале доброго вина. Часть бунта, что вспыхнул во мне с той минуты, когда я увидела дурацкую пластиковую палочку с двумя полосками, с того мига, как женщина, которая утверждала, что никогда не заведет детей, узнала о своей беременности.
Беременяшка. Всегда ненавидела это идиотское слово. Наверное, его придумал какой-то мужик.
Но я сама виновата, правда? Я струсила, слишком боялась развода, боялась, что Люк бросит меня ради той, кто родит ему ребенка, вот и получила. Таков мой утешительный приз: плюсы, полоски и «да» на пластиковых палочках, пропитанных мочой. Последствия моего страха остаться в одиночестве.
Томас придвигает барный табурет чуть ближе ко мне.
Томас – это тоже последствие. Очередной способ отправить мужа на хрен.
Мы с Томасом познакомились, когда он читал лекцию о своих научных изысканиях, которые спонсировал наш университет. Он тоже социолог, как и я, преподает на другом конце города. Между нами сразу возникла связь, такая сильная, что после лекции на приеме мы проговорили весь вечер, пока все, включая и Джилл, которая тоже была там, не разошлись по домам. Подруга спросила: «Уже поздно, отправляюсь домой, ты идешь?» Я покачала головой и сказала, что побуду еще немного. Джилл удивленно приподняла брови, словно говоря «Что ты творишь, Роуз?».
Но тогда я сказала себе: я не делаю ничего плохого, просто болтаю с интересным человеком, почему нет? Но чем больше проходило времени, тем острее я ощущала близость Томаса, ярче воспринимала его слова, взгляды, голос… Тогда я и поняла, что влипла. Когда мы попрощались, обменявшись номерами телефонов, в глубине души мне стало уже все равно.
Томас таращится в бокал, будто обдумывая какую-то мысль. Но какую? Возможно, это как-то связано с тем, что он – одинокий мужчина, а с ним в баре – замужняя женщина. Может, сомневается, не стоит ли уйти?
Я придвигаюсь чуть ближе к нему. Придвигаюсь, пока не оказываемся так близко, что соприкасаемся бедрами. Ни один из нас не шевелится.