Я совершенно безрассудна. Мое тело захватил ребенок, и я поддалась ему, при этом поддавшись и другим внешним силам. Я думала, эти силы мне не подвластны, но они гораздо более приятны, более извинительны, и потому я им уступаю. Я ненасытна.
Томас поднимает взгляд от своего бокала и вскоре поворачивается ко мне с улыбкой. Он не собирается уходить.
Я мельком смотрю на журнал, который Томас читал, тот самый, что он отложил на стойку, когда я подошла.
– Так о чем статья?
Я хочу знать все, что Томас может мне рассказать, я жадная, я жажду его.
Пока он отвечает, я пью вино. Когда бокал пуст, заказываю следующий.
* * *
В тот день, делая всевозможные тесты на беременность, я сбегала в аптеку за дополнительными и все пила кофе со льдом и большие стаканы воды, чтобы без конца мочиться. Люк был на съемках. Когда он вернулся домой, я возилась на кухне с ужином.
Я с ног сбилась, готовя для нас роскошный ужин, и уже собиралась подать блюда на стол. Стейки от нашего любимого мясника, дорогого, к которому мы ходили только в особенных случаях. Картофель с трюфелями, брокколи в чесночном соусе, шампанское – в основном для Люка, но я бы тоже выпила глоток в честь нашего будущего ребенка. Стейк все еще шипел на тарелке – только режь на кусочки острым ножом, что я положила рядом. Я идеально рассчитала время к приходу мужа.
Новость должна была меня взбудоражить. И я изо всех сил старалась это ощутить.
Так старалась, что разболелась голова.
– Что все это значит? – спросил Люк, подойдя ко мне сзади. – Ух ты, шампанское! Шампанское на ужин во вторник?
Я взяла нож.
– Роуз?
В другую руку я взяла вилку, воткнула в мясо и принялась резать. Темно-розовый сок стекал на белоснежный фарфор, подаренный нам на свадьбу. Я не могла говорить.
Не в силах была поднять взгляд, посмотреть на Люка.
Он забрал у меня нож, потом вилку и положил на стол; взял меня за плечи и повернул к себе:
– Почему ты плачешь?
– Не знаю…
Но я знала.
И Люк тоже знал.
– Скажи мне, – попросил он с участием в голосе, но было понятно, что в глубине души мужа бурлит волнение.
Я не могла говорить, не могла ответить. Мне хотелось умереть. Хотелось вернуться назад во времени и отменить все, что мы натворили, все, что натворила я, еще раз глупо поругаться из-за банки витаминов и закончить все по-другому, уйти от Люка, разрушить брак. Глупо думать, что ребенок остановит наш разрыв, поскольку его рождение все равно бы нас разлучило. Еще хуже другое, чего я не ожидала, но о чем должна была догадываться: ребенок внесет разлад и в мою душу.
Я видела и ее – ту Роуз, которой я была, настоящую Роуз, что вынуждена бороться за воздух, за собственный голос, за свою жизнь. Она заперта внутри другой, новой Роуз – та взяла и забеременела от мужчины, что больше не похож на того, за кого она выходила замуж. Эта Роуз отказалась от своей воли, от своих желаний, от выбора, который должна была сделать с самого начала, но не смогла, потому что ей не хватило смелости.