– И ты это сделал. Поздравляю.
Панноам ткнул пальцем в ожерелье:
– Можешь вернуть его мне.
Я остолбенел.
Он уверенно шагнул ко мне и, не допуская ни малейшего моего сопротивления, снял с меня ожерелье и повесил себе на грудь.
Увидев мое перекошенное лицо, он криво усмехнулся:
– Что? Ты принял это всерьез?
– Но…
– Ноам! Спасибо, ты великолепно сыграл свою роль. Но теперь я одолел мимолетное недомогание, и все в порядке.
– Ты…
Он оставил игривый тон, замер и резко бросил мне:
– Засорение кишок не лишает меня власти. И не вручает власть тебе. Не смеши меня.
Я напряженно выпрямился:
– Отец, ты снова взялся за старое.
– Вчера я поступил так, как должен был поступить вождь вчера. Сегодня я делаю то, что вождь должен сделать сегодня. Ноам, я не мог драться, но нужно было защитить деревню: отправляя тебя уничтожить мерзавца, я действовал как глава деревни. Сегодня я здоров и возвращаю себе свою власть.
– Ты полагаешь, я не способен быть вождем?
– Для этого я тебя и растил. Но я еще в силах, мой мальчик, а ты подождешь моей смерти.
Он насмехался над моим удивлением и взял отеческий тон; его веселость и мнимая участливость больно меня ранили. Он мягко увещевал:
– Да, Ноам, надо подождать. Ведь я тоже ждал смерти моего отца Каддура.
– С ним было все иначе.
– Это почему же?
– Каддур умер внезапно во цвете лет. Боги и Духи забрали его полным сил. А ты…
– Что я?
– Кишки больше не тревожат тебя, отец. Но сможешь ли ты драться на одной ноге? Разве ты в хорошей форме? Одолеешь ли ты Робюра? И ты подвержен перепадам настроения, которые сказываются на твоих близких. Ты нездоров, отец. И ты почувствуешь себя лучше, когда уйдешь от власти.
Панноам молчал. Он мусолил одни и те же мысли, но никак не находил нужную. Я полагал, что за нехваткой доводов в голове у него прояснится.
Он резко выпрямился и впился в меня взором:
– Никогда!
Он кипятился, его била дрожь. Едва он это понял, его затрясло еще сильнее.
Чтобы положить конец этой унизительной сцене, я шагнул к отцу и занес руку, чтобы сорвать с него ожерелье. Он вцепился в него и злобно прошипел:
– Неужели ты и правда решил, что я отдал тебе власть, несчастный дурень?
Я помолчал и ответил так же враждебно:
– Зря я тебе поверил – мне следовало помнить, что ты постоянно воруешь чужое.
– О чем ты?
– Да это твой конек… У Барака забрал Елену. У меня забрал Нуру. А теперь забрал у меня власть.
При имени Барака мой отец вздрогнул и выпучил глаза. Он не понимал, как я мог об этом узнать. Я воспользовался его растерянностью и нанес решающий удар:
– Не говоря уж о твоих сокровищах… Да, сокровищах! Или трофеях? Я о том, что ты награбил у сельчан руками Охотников. Да не делай удивленное лицо! Эти мешки, которые ты годами прячешь на Медвежьей скале. Интересно, захаживал ли туда хоть один медведь? Ты уже так давно врешь всем и обо всем.