Если буря – это убийца неистовый, то кораблекрушение – хладнокровный. Методичный, незримый и коварный, он не торопится. Он лукавит, хитрит, упивается нашими нетерпением и нервозностью, которые нас истощают, его радуют наши воспаленные от жажды глотки, наши вопящие от голода желудки. Ни опоздание, ни отсрочка, ни затишье не сбивают его с цели, – наоборот, он наслаждается ими.
Многие из тех, кто стойко продержался в худшие моменты, теперь теряли силы. У них, целиком выложившихся в коротком бою, не осталось энергии на продолжительный. Нагноились раны. Дали о себе знать болезни. Мы обнаружили, что соленая вода не утоляет жажду, – наоборот, делает ее еще настойчивее и неудержимее, заставляет пить снова и снова, от этого жажда лишь сильнее, и получается роковой порочный круг. Обезвоживание убило одного из моих зятьев, который утопился, воспользовавшись ночной тьмой.
К счастью, дожди наполнили некоторые бочки. Смешанная с небесной влагой морская вода немного теряла свою соленость, и наши рты не так сильно горели.
Питание стало еще скуднее. Из распределения продуктов оно превратилось в контроль за дефицитом.
Лишения подтачивали нас. Черты заострялись, тела теряли мышечную массу и жировую прослойку. С этими серыми лицами, побелевшими ртами, потрескавшимися губами, сухими волосами, отечными щеками и покрасневшими веками мы походили на трупы. Все, кроме Нуры, которой, чтобы восстановиться, было довольно яблока, или Дерека и Хама, которых спасала привычка к умеренности. Барак, Тибор и еще несколько обессиленных среди нас, заботясь об остальных, продолжали что-то делать, тогда как большинство погрузилось в летаргию, которая экономила их движения и слова.
Из состояния апатии нас вывела надежда: Озеро двигалось и менялось. Теперь, являя нам плоскую поверхность, оживляемую короткими волнами, оно покрывалось предметами, которые постепенно поднимались из глубин. Бревна, ветки, стволы, разлагающиеся останки животных и ошметки гниющей плоти, уже не имевшие ничего общего с человеческим телом. Ежедневно всплывали разлезшиеся останки и обломки прошлого мира. В смрадной, отравленной зловонием атмосфере мы скитались среди этого мусора. Впрочем, порой то там, то сям мы замечали ветки, на которых сохранились какие-нибудь плоды или отдельные сосновые шишки, из которых мы выковыривали семечки. Барак регулярно погружался в этот глубокий садок с тухлятиной и, бдительно следя, как бы не наглотаться воды, огибая скелеты и заткнув ноздри, чтобы не вдыхать их ядовитых испарений, добывал нам что-нибудь поглодать.