Однажды утром они с Тибором пришли ко мне посоветоваться.
– Ноам, не взяли ли мы на борт вместе с мешками зерна крыс и мышей?
– Почему вы спрашиваете?
– Количество зерна убывает, хотя никто не входит в кладовую, – сказал Тибор.
– Только мы двое, – уточнил Барак. – И оба по очереди следим за входом. В случае нашего отсутствия нас заменяет Влаам.
– Я полностью доверяю Влааму, – заявил Тибор. – Видимо, на борту живут крысы.
– Что? – воскликнул я. – Эти паразиты пируют, когда мы подыхаем с голоду?
Барак понизил голос:
– Ночью, охраняя помещение, я слышал какой-то шум. Правда, я ни разу не вмешивался, ведь все судно трещит по швам. А потом обшарил кладовку сверху донизу, всматривался, ощупывал… Но не обнаружил, где они прячутся.
– Я поставлю на полу ловушки, – подхватил Тибор. – Однако в нынешних обстоятельствах я не желаю тратить хоть крошку съестного!
Я объявил, что ночью спрячусь в хранилище, чтобы застать грызунов.
– Великолепная мысль!
Когда взошла луна, стоявший на часах Барак впустил меня в кладовую, я улегся между мешками и замер, стараясь не шевелиться и надеясь, что мой запах не отпугнет воришек.
Долгое время все было спокойно. Затем я различил тихое поскребывание, не похожее ни на звук коготков бегущих по полу лапок, ни на пережевывание. Однако шум был настойчивым, что свидетельствовало о робком, но тщательном воровстве.
Я медленно и осторожно, стараясь ничего не задеть, подполз поближе. Крысы не почуяли меня, звуки не прекратились.
Я склонился к тому углу, откуда они доносились: кто-то просунул руку в щель перегородки, прорвал мешковину и терпеливо вытаскивал из образовавшегося отверстия зерна.
Вор находился за стеной. Я мог бы мгновенно вспомнить, кто там спит, но этого не потребовалось. Длинная рука имела безошибочно узнаваемую метку – два сросшихся пальца.
Я крепко схватил эту руку. За дощатой перегородкой раздался крик. Рука задергалась, пытаясь освободиться.
– Это Ноам! – прошептал я.
Рука перестала сопротивляться.
– Ты немедленно прекратишь, и я приду к тебе.
Когда я разжал пальцы, рука исчезла за перегородкой.
Я прошел по складу, на сей раз без всякой предосторожности. Барак открыл мне дверь.
– Ну что, поймал крыс? – тихо спросил он.
– Одну-единственную – зато толстую, огромную.
– Нет!
– Дерека.
Ошеломленный Барак онемел. Его дружба с Дереком получила сокрушительный удар. Еще не успев прийти в себя, он пробормотал:
– Он, тот самый, что пичкал нас своими проповедями о круговой поруке и общности интересов? Он, чьи песнопения о том, что надо делиться, уже навязли у нас в зубах? Он, толковавший о добре и зле?