– Что?
– В середине следующего дня я проснулся в постели. Меня разбудила острая боль. Я посмотрел на низ живота. Там были пропитанные кровью тряпки. Раздираемый болью, я завопил. Прибежал Азриэль. Увидев, в каком я состоянии, он стал звать Панноама. Служанка сообщила моему отцу, что на заре Панноам забрал свои вещи и без лишних слов покинул жилище. Азриэль склонился ко мне, поднял простыню и увидел, что произошло.
– А что произошло?
– Панноам оскопил меня.
– Что?
– В бане, воспользовавшись моим пьяным забытьем и жарой, которая размягчила мою плоть, он надрезал мне мошонку и вынул оттуда яички.
Я в ужасе отпрянул.
– Но… но зачем?
Дерек приоткрыл глаза и выдержал паузу.
– Чтобы уничтожить меня. Чтобы я был осмеян, поруган, опозорен и проклят на всю жизнь. Чтобы быть уверенным, что я буду его ненавидеть, что я вырву его из своей памяти. Кто хочет быть сыном отца, который совершил такое?
Его взгляд уперся в меня. Я опустил глаза.
Он продолжал:
– И сделал он это со мной прежде всего ради тебя.
– Что?
– Чтобы уладить проблему наследования. Чтобы ты остался его единственным сыном. Чтобы передать тебе власть. Ради тебя, Ноам, ради тебя.
* * *
Посреди ночи раздался всплеск завернутого в саван и брошенного за борт трупа Дерека.
Хотя никто как будто не испытывал желания присутствовать, этого события ждали. Едва судно избавилось от нечестивца, все уснули.
Когда я вернулся, Нура запретила мне лечь рядом с ней.
– Иди в комнату Дерека.
Не склонный затевать ссору, я повиновался.
Не знаю, задремал ли я или же пребывал в постоянном оцепенении. Под моими закрытыми веками проходили картины, которые Дерек навсегда запечатлел в моем сознании. Невинный мальчик. Безжалостный и холодный Панноам. Оскопление в бане. Окрашивающееся красным опаловое молоко ослицы. Невыносимая боль при пробуждении. Осуждение на жизнь вне жизни. Это разоблачало новую личину моего родителя: следствием его каприза стало зачатие ребенка, отцовская воля породила монстра. И снова я попытался набросать последовательный, продуманный портрет Панноама. Мне это не удалось. Я видел в нем только преступника. От которого я произошел. «Кто хочет быть сыном отца, который совершил такое?» И ему я был обязан своей властью. «Ради тебя, Ноам, ради тебя».
На рассвете я вышел на палубу.
Меня мучила жажда. Я был голоден. Я утолял жажду и голод только воздухом.
Равнодушное солнце медленно всплывало из водных глубин и постепенно начинало распространять свой свет, обещая жару.
Вокруг меня не осталось ничего, что не было бы сломано, оторвано, смещено, расшатано, разъедено коррозией, покрыто трещинами, разгромлено, уничтожено. Мы испытывали полнейшую беспомощность. Выхода не было. Не было земли, чтобы пристать к ней. Только болтающаяся на волнах скорлупка. Конечно, у меня под ногами был твердый материал, но столь ненадежный, случись волна помощней или лопни канат. Сколько дней нам оставалось до кораблекрушения? Или голодной смерти?