Он в задумчивости умолк, а потом исправился:
– Нет, это причинило бы ей страдания…
Он с любовью взглянул на Елену и прошептал:
– Так что все хорошо.
Деревенские потянулись в дом, чтобы отдать покойной последние почести. Меня тронула привязанность, которую все испытывали к Елене. Барак это заметил.
– А что ты думаешь, Ноам? То, что мы любили ее, ничем не отличает нас от остальных: Елену любили все!
Видя склонившихся перед ней Влаама, его семью, стариков, мальчишек, пастуха, горшечника, водоношу, несимпатичных людей, приятных или эгоистов, я уже спрашивал себя не о том, кто ее любил, а есть ли кто-то, кто не любил.
Меня пронзила скорбь. Мои односельчане потеряли человека, которого любили; я потерял мать. Соседей у каждого из нас много; мать у меня была только одна. Если каждое горе похоже на другое, в моем было что-то единственное в своем роде. Может быть, мне удастся влюбиться в какую-нибудь женщину, завязать новую дружбу, всем сердцем принять новых детей или внуков – как знать? – однако незаменимой мне не заменить. Больше никто не будет любить меня так, как она; я никогда никем не буду дорожить так, как ею.
Совершенно подавленный, я ненадолго удалился к себе домой. Когда я вышел, мне сообщили, что на краю деревни Барак копает для Мамы могилу.
Я присоединился к нему.
День заканчивался. Деревню постепенно окутывали нежные сиреневые сумерки. За контрастами последовали нюансы. Окрестности медленно затихали.
Барак выбрал странное место – самую середину опушки. Я пришел, когда он как раз положил лопату возле горки коричневой земли.
– Ты вовремя, племянничек. Упокоим ее на последнем ложе.
Легкий саван изящной выделки с кружевной каймой окутывал Маму, нежно облегая ее формы; можно было подумать, она разыгрывает нас и скоро, смеясь, выберется из своих пелен.
Мы осторожно опустили тело на дно могилы. Малые размеры выемки усложняли нашу задачу.
Когда мы ее уложили, Барак расправил покров и убрал ненужные складки. Казалось, он готовил Маму к гостям.
Мы вылезли из ямы.
– Ну что, забрасываем? – спросил я, ухватившись за лопату.
– Погоди.
Он вытер лоб, привел в порядок бороду, пригладил волосы. Взглянув на выпачканные в земле руки, нахмурился, но со вздохом смирился со своим неопрятным видом. Закатное солнце целиком заливало его своей медью. Мне он казался великолепным.
Барак пристально посмотрел на меня, подошел и сжал в объятиях. Затем вернулся к могиле и задумчиво воскликнул:
– А что, если мы добавим немного цветов?
– Хочешь, я принесу из своего сада?
– Принеси, пожалуй.
По его властному тону я понял, что эта деталь важна для него, и поспешно пошел прочь. Но не успел я сделать и десяти шагов, как услышал, что Барак окликнул меня: