Сокровище семи звезд (Стокер) - страница 78

В саркофаге лежало тело, определенно женское, обернутое в полотняные пелены, как любая мумия. Судя по вышивкам на ткани, женщина принадлежала к знати. Одна рука ее покоилась на груди, поверх покровов. У всех мумий, виденных мной прежде, обе руки были под пеленами, а по бокам от туго забинтованного тела размещались резные деревянные украшения, по форме и цвету напоминавшие руки.

Но эта рука – странное дело! – была именно рукой женщины, здесь погребенной, рукой из плоти, хотя бальзамировка и сделала ее похожей на мрамор. Высунутые из-под бинтов предплечье и кисть имели желтовато-белый цвет, подобный цвету слоновой кости, долго пролежавшей на открытом воздухе. Кожа и ногти были в целости и сохранности и выглядели так, словно тело положили в саркофаг всего лишь накануне. Я осторожно взял руку и слегка пошевелил ее – она не утратила гибкости, пусть и казалась несколько одеревенелой от долгого бездействия, как руки факиров, виденных мной в Индии. И что еще поразительнее – на этой древней руке было семь пальцев, тонких и длинных, необычайно красивых. По правде говоря, меня пробрала дрожь и мороз пошел по коже, когда я дотронулся до мертвой семипалой руки, которая недвижно пролежала здесь многие тысячи лет, но все же оставалась как живая. Под ладонью, будто охраняемый мумией от посягательств, покоился огромный рубин – величины поистине невообразимой, ведь рубины-то по преимуществу камни небольшие. Цвета он был восхитительного – что алая кровь в ярких лучах света. Но не размер и не цвет (хотя и исключительно редкие, как я уже сказал) составляли самую удивительную особенность этой драгоценности, а сияние семи семиконечных звезд, настолько ясное, словно это были небесные звезды, заключенные внутрь камня. Приподняв руку мумии и увидев чудесный рубин, я остолбенел, как и трое моих помощников, точно встретился взглядом со змееволосой горгоной Медузой, обращавшей в камень всякого, кто посмотрит ей в очи. Ощущение было настолько сильным, что мне захотелось поскорее убраться прочь из этого места. Такое же желание возникло и у бедуинов, а потому, прихватив с собой рубин и с полдюжины диковинных амулетов, украшенных драгоценными камнями, я поспешил к выходу. Я бы задержался и дольше, чтобы внимательно осмотреть пелены мумии, но побоялся. Я вдруг осознал, что нахожусь среди пустынных гор, в обществе практически незнакомых людей, которые здесь лишь потому, что не отличаются особой порядочностью. Мы были в уединенном склепе, расположенном в ста футах над землей, где в случае чего меня никто не найдет, да и не станет искать. Однако про себя я решил при ближайшей возможности вернуться сюда, но с более надежным сопровождением. Мне не терпелось продолжить поиски, поскольку, разглядывая погребальные покровы, я успел заметить в удивительной гробнице множество предметов непонятного назначения – в частности, причудливой формы ларец, вырезанный из неведомого мне минерала. Я предположил, что в нем хранятся какие-то драгоценности, ведь недаром же он покоился внутри огромного саркофага. В склепе находился еще один ларец, замечательных пропорций и великолепно украшенный, но более простой формы, изготовленный из бурого железняка большой прочности, с крышкой, запечатанной чем-то вроде камеди с примесью извести, словно для того, чтобы внутрь не проникал воздух. Мои спутники, полагая, что в таком прочном сундучке наверняка спрятаны великие сокровища, остановили меня и настойчиво потребовали позволения открыть его. Мне пришлось согласиться, однако их надежды не оправдались. Там оказалось четыре сосуда превосходной работы, покрытых затейливой резьбой: один в виде человеческой головы, второй – в виде собачьей, третий – в виде шакальей, а четвертый – в виде соколиной. Я знал, что в подобных погребальных урнах обычно содержатся внутренние органы мумифицированного покойника, но когда мы вскрыли сосуды (восковые пробки были тонкими и проломились сразу же), то обнаружили в них только масло. Расплескивая его, бедуины принялись шарить в урнах руками: а ну как сокровища там, – на дне? – но все оказалось тщетно, никаких сокровищ они не нашли. Заметив алчный огонь в глазах арабов, я стал всерьез опасаться за свою жизнь, а потому, дабы поторопить спутников, постарался – и вполне успешно – возбудить в них суеверные страхи, коим подвержены даже люди столь грубой душевной организации. Предводитель бедуинов поднялся из погребальной камеры к выходу, чтобы скомандовать своим подданным наверху поднимать нас на веревках. Я последовал за ним по пятам, не желая оставаться наедине с людьми, которым не доверял. Двое других надолго задержались внизу, и я заподозрил, что они самовольно обыскивают гробницу с целью чем-нибудь поживиться, однако вслух ничего не сказал, чтобы не нагнетать обстановку. Наконец появились и они. Один из них, поднимавшийся первым, оступился, когда достиг верха скалы, упал вниз и при ударе оземь умер мгновенно. Второй добрался благополучно. Потом наверх отправился предводитель, а за ним и я. Но перед тем как покинуть гробницу, я кое-как водрузил на место каменную плиту, преграждавшую вход в нее. Мне хотелось по возможности сохранить свою находку для дальнейших исследований, буде я еще вернусь сюда.