– Мы благополучно добрались до Каира, а оттуда до Александрии, где собирались сесть на корабль компании «Мессажери», шедший в Марсель, а из Марселя прямым путем направиться в Лондон. Но «мы счастья ждем, а на порог валит беда»[3]. В Александрии мистера Трелони ждала телеграмма, сообщавшая, что миссис Трелони умерла родами, произведя на свет дочь.
Мой товарищ, убитый горем, в тот же день уехал Восточным экспрессом, и мне пришлось одному везти наше сокровище в его осиротевший дом. До Лондона я добрался без приключений – сама судьба, казалось, помогала нам. К тому времени, когда я явился в тот дом, похороны и заупокойные службы давно уже завершились. Младенца отдали на попечение кормилицы, а мистер Трелони оправился от потрясения, вызванного внезапной потерей, настолько, что вернулся к работе и тем самым начал собирать воедино осколки своей жизни. То, что он пережил ужасное потрясение, было очевидно: в черных его волосах появилась седина, а лицо с резкими чертами навсегда посуровело и окаменело. С тех пор как мистер Трелони получил в александрийской пароходной конторе телеграмму со страшным известием, я ни разу не видел, чтобы он счастливо улыбался.
В таких обстоятельствах работа – лучшее лекарство, и он с головой ушел в работу. Странная трагедия утраты и одновременно обретения (ведь со смертью матери на свет появилось дитя) произошла как раз тогда, когда мы – в состоянии, подобном трансу, – стояли в усыпальнице Теры. Казалось, мистер Трелони каким-то образом связал постигшее его несчастье со своими занятиями египтологией, а особенно с тайнами, окружавшими мертвую царицу. Он очень мало рассказывал мне о дочери, но я ясно видел, что в нем борются два чувства: с одной стороны, он любил, почти боготворил свою дочь, а с другой – не мог забыть, что ее рождение стоило жизни ее матери. Кроме того, его отцовское сердце явно тяготило что-то еще, хотя он никогда не говорил мне, что именно. Впрочем, однажды, в редкую минуту откровенности, он сказал: «Маргарет совсем непохожа на свою мать, но чертами и цветом кожи поразительно напоминает царицу Теру, какой она изображена на рисунках».
В другой раз мистер Трелони сообщил мне, что отдал дочь на воспитание добрым людям, которые позаботятся о ней лучше, чем смог бы он; что она, пока не повзрослеет, должна получать от жизни все простые радости, какие получает любая девочка, и так для нее лучше. Я часто расспрашивал его о ней, но он всегда отвечал скупо, а потом как-то раз сказал:
«У меня есть причины не говорить ничего сверх необходимого. Когда-нибудь вы все узнаете – и поймете!»