Ох, французы! (Ростопчин) - страница 30
6-й арт. основан на предосторожности, хотя не в пользу Степаниды Кузьминишны, потому что при расчете дворничиха могла б и утаить эти два рубля.
Сепаратный артикул весь во вред дворничихи, и Степанида Кузьминишна могла бы всякий раз до свету держать карету, виня в ошибке времени петухов, сон или глухоту людей. Притом всем известно, что петухи в теплое время и в дурную погоду поют ранее обыкновенного, а для сохранения кареты, тайны измены и наблюдения времени можно бы написать тако: "А дабы Степанида Кузьминишна вовремя выезжала и возвращалась домой, то вышеупомянутой дворничихе быть завсегда при ней и советам ее следовать беспрекословно, согласуясь е обстоятельствами и с местным положением".
Вот теперь всякий и увидит, что нет вздорного дела, которое бы лучше не можно было сделать; но скорость, нетерпение и самолюбие суть большие препоны усовершенствования. Со всеми упущениями и погрешностями и неосторожностью трактат состоялся до конца и без спора: видно, в доброй час заключен.
Княжна, в первый раз как поехала в подкупной карете, выговаривала тетке с жаром, чувствуя всю гнусность подобного поступка. Но тетка отделалась словом: "А кто ж узнает?" -- После этого и говорить нечего, не только выговаривать.
Это слово "а кто ж узнает?" -- сын гордого ослепления точно так, как слово "живет" -- сын лени. От сего выходят недоделанная и дурная работа, а от "кто ж узнает" большая часть мерзостей в обществе, и дурные люди думают себя закрыть и оправдать одним "не я!", а там как выйдет дело их головы, рук, языка, то все прибегают к запирательству и к обвинению других, и к бесстыдству, кое до того простирается, что известные многие воры, плуты кричат: "На меня воры и плуты нападают". Но этих слушать не надобно, а, схватя за что попало, тащить к суду. Может быть, судья и хорошо посудит, узнать нельзя: правосудие ведь с закрытыми глазами; да жаль, что много портит ощупью!
Глава XXXIX.-- Кстати.
Разрушение кареты ставя важною эпохою в жизни Луки Андреича, я стану считать вперед от нее, точно так, как магометане считают от эгиры, или побега Магометова. Итак, в седьмой день посетя тетку, она нашла случай, будто к речи, завести разговор о каретах, выхваляя все, в коих ездил Лука Андреич, обратила внимание на себя, описывая затруднение сыскать в Москве и хорошую, и крепкую, и недорогую, и год с починкою карету; боялась, что ее обманут, да где ей ехать, да кто для ней поедет,-- и говорила бы до упаду, если б Лука Андреич не предложил ей избавить его от четвероместной кареты, в которой он раз только ездил и будто не мог терпеть за то, что на ней вердепомовый цвет, и что он ее отдает с уступкою за 250 рублей. Тетка без обиняков приняла щедрое предложение влюбленного в княжну и попросила подождать до Покрова денег, быв решительно намерена в душе никогда ему их не платить. Княжна бледнела и краснела за тетку. Но та будто не примечала и располагалась забирать по возможности и впредь. Она уж стоила рублей с триста жениху безделицами и плодами. Но в таких случаях угожденье есть первый предмет в любви. Лука Андреич тотчас прислал карету, и Степанида Кузьминишна так сей находке обрадовалась, что села в нее на дворе и обратила в присутственное место, разбирая просьбу мужиков на старосту, и кушая, будто отведывая, яблоки и коврижки вяземские, принесенные в кульке ей на поклон; наконец изволила выйти и устанавливала карету в сарай, забыв все случившиеся странные происшествия с Крисанфовной во время войны с крысами и собакою. Пришед в комнату, расцеловала княжну и не в силах даже была хвалить Луку Андреича, а только повторяла с мокрыми от радости глазами: "Вот человек! вот то-то человек! ну уж человек!" Княжна, быв сердита, сказала: "Я, право, не знаю, что он о вас подумает после этой кареты?" -- "И, друг мой! в мои лета не осудит: что на мне взыскать? я его люблю, как душу, и все приму. Вот он мне подарил, в чем ездить, а ты после свадьбы -- на чем: эти серые лошади показались мне бешены; помилуй Бог, что с тобою сделается!" Княжна, вышед из терпения, сказала, что еще не замужем. "Да если бы это и случилось, то какое право имею дарить лошадей? И если они для меня бешены, то для вас и еще опаснее". Затем она пошла к себе, а тетка вслед говорила: "Да меня хоть убьют, так ничего; мне и без того не долго на свете биться; а ты, плутовка, все выпросишь, только проси: в своей семье какой расчет!" Вот до чего набожная и целомудренная Степанида Кузьминишна забылась и говорила племяннице неприличное, а все оттого, что много ела коврижек, в которые много кладут гвоздики, корицы, инбирю; взяла даром карету -- захотела и цуг серых жеребцов... Трудно желание удовольствовать, и она тем была виновнее, что у всех просила, а у ней никто ничего; так к сему привыкла, что это сделалось второй ее натурой.