– А нахер мне деньги? – хмыкнул Кейн. – Я хочу отомстить. В какой-то степени я уже отомстил, когда вышибал дерьмо из твоей подружки. Так что если ждешь от меня извинений, то напрасно теряешь время. Какие тут могут быть сожаления да угрызения? И если бы мне выпал шанс повторить подобное, не сомневайся – повторил бы.
Кейн уже прошел точку невозврата.
– Слышишь, в таком случае я снова выстрелю в тебя. Только на этот раз – в твою, мать ее, голову.
– Да, пожалуйста. Ты теперь мне не брат, я тебе – тоже. Так что валяй!
Где-то в самой глубине души я понимал его. Мы отбили Пуговицу у Боунса, чтобы достичь нашей общей цели. Но как только я увидел всю его неудержимую ярость, для меня все изменилось. Я взял ее под свою защиту для собственного удовольствия, но Пуговице удалось показать мне другого меня, о существовании которого я даже не подозревал. Я понимал, что предал Кейна.
– Мы навсегда останемся братьями. Мы с тобой – это все, что осталось от нашей семьи. Но больше не переходи мне дорогу. Вообще, за то, что ты сделал с Пуговицей, я должен убить тебя.
Кейн смотрел на меня своим обычным ледяным взглядом, к которому я давно привык.
– Я не успокоюсь, пока не отомщу за Ванессу. И убью всякого, кто встанет у меня на пути, даже твою подстилку.
– Ты что, думаешь, что Ванесса действительно захотела бы такого? – спросил я.
Перл была ни в чем не повинной женщиной, которую похитили во время отпуска. Потом ее продали, как живой товар, этому психопату Боунсу. Она такая же жертва, как и Ванесса. Почему она должна отвечать за преступления другого человека?
– Мне наплевать, жертва она или нет. Мне плевать на то, что она оказалась не в том месте и не в то время. И теперь она здесь и должна смириться с этим фактом. Потому что она необходима для осуществления нашего плана. Какой-то гондон разрушил нашу семью, и я собираюсь дать ему ответку по полной.
– Она вне игры, – сказал я. – Мы с тобой должны придумать новый способ отомстить. Раньше у нас вдвоем неплохо получалось.
– Да не хочу я никакого нового способа.
– Что, хочешь придушить его голыми руками?
– Нет. Я хочу, чтобы он страдал, как страдал я.
Кейн был упрям и настойчив. Если он принимал какое-либо решение, то настаивал на нем до последнего.
– Я хочу мучить того, кого он любит, как сам он мучил Ванессу.
– Ну так, в чем вопрос? Его рабыня шесть месяцев провела у нас в плену.
– У тебя плену, – хмыкнул Кейн. – И он ничего не знал, что с ней, пока я не отправил ему фотографии. Пусть теперь посмотрит приятные сны, каких мы насмотрелись.
– Только что, – сказал я, – мы открыли против него боевые действия. Началась война века.