— Гадина, — сказал о нем Тойво.
— Всегда таковым был, — пожал плечами Отто.
Тут возник Сирола, самый главный коммунист, и приказал всем делегатам садиться по местам: кто — в президиум, кто — в зал, а кто — пошел вон!
Куусинен пошел в президиум, Антикайнен — в зал, а вон пошли всякие сопровождающие делегатов лица: дамочки не самого тяжелого поведения, продавцы папирос и добровольная народная дружина.
Вопрос был один: как работать? Воды по этому вопросу пролилось очень много. Бедные коммунисты хотели стать богатыми, те же, кто был у кормушки, этим богатством делиться не хотел. Тогда нужно было обращаться к пролетариату, как таковому, но его в Финляндии оболванили мелкобуржуазной пропагандой. Да здравствует борьба за всеобщее равенство и братство! Хиленькие крики «ура». Тойво начал засыпать.
Поговорили о способе борьбы. В Советской России бороться было не интересно. В родной Финке — опасно. Тогда весь упор на подполье.
Тут со своего места внес предложение Куусинен.
— Современная ситуация в Финляндии такова, что не стоит всецело отдаваться подпольным методам работы, по крайней мере, их необходимо сочетать с деятельностью в общественно-политических организациях, но преобладать должны первые, — сказал он, и все замолчали, переваривая услышанное.
Позднее те же самые слова он отправит письмом из Стокгольма, куда переберется после покушения на себя в феврале 1920 года в ЦК КПФ. Ни сейчас, ни потом к этим словам никто не прислушается.
А означали они одно: легализоваться, избираться и решать вопросы на уровне эдускунты, как и должно.
— Можно не называться «коммунистами», если уж Маннер, то есть, конечно же — Маннергейм так настроен против этого слова. Важно не название — важно выполнение цели. А цель у нас одна!
— Чтобы плодиться и размножаться! — сказал со своего места Август Пю.
— Точно! — сразу согласился Куусинен. — Чтобы мы, наши дети и внуки жили в обществе без насилия, каждому по потребности — от каждого по труду! Только так, господа-товарищи.
Никто не кричал «ура», никто не стремился самовыразиться. Вообще, многие люди никак не прореагировали, будто Отто сказал какую-то непристойность.
Между тем, это был, пожалуй, самый действенный способ выйти из создавшегося положения. Но, похоже, что оно не совсем устраивало не только правящую верхушку Финляндии, но и ЦК финских оппозиционеров в Петрограде.
Между тем поговаривали, что в Финляндии начался белый террор, жертвами которого стали многие тысячи участников революции и гражданской войны. Те люди, что попали под определение «неблагонадежный», отправились для выяснения всех обстоятельств по их делам в специальные лагеря. На то время по европейским сравнительным характеристикам Финляндия сделалась самой насыщенной страной по числу заключенных, переплюнув по этому показателю даже Советскую Россию. Порядка 250 человек из каждых ста тысяч населения оказались в тюрьме.