Прибыв в Кемь — больше-то ему ехать было некуда — нанялся при зэковской пересылке на копеечную должность. Но дело было не в зарплате, дело было в перспективах. И однажды они перед ним раскрылись в виде пьяного в дым Ногтева.
— Я старый моряк и не знаю слов любви, — доверительно сказал Александр Петрович.
— А я вам всенепременно подскажу слова классовой ненависти, — вкрадчиво прошептал Успенский и покраснел.
— Ай, молодец! — попытался сфокусировать на него свой взгляд Ногтев. — Айда со мной. Будем вместе контриков ненавидеть. Работы — непочатый край.
— Куда, осмелюсь поинтересоваться? — еще гуще покраснел Дмитрий Владимирович.
— На Соловецкий архипелаг, твою мать! — потряс кулаком над головой Александр Петрович.
— Согласен! — сразу согласился Успенский, постепенно теряя краску в лице. — А что делать-то?
— Как — что? — удивился Ногтев. — Насиловать, пытать и убивать. Словом, перевоспитывать контру.
— Готов к труду и обороне.
Так и стал Дмитрий Владимирович помощником, а едва став, получил информацию о грядущем визите самого товарища Бокия. И чтоб финн этот оказался живым и здоровым! Будет исполнено! Молока в камеру!
Вот так началась пора улучшенного питания для заключенного Антикайнена. А заодно с ним и двух сокамерников: попа и барона. Можно было ожидать, едва Ногтев достаточно протрезвеет, как столь дичайшее нарушение режима незамедлительно отменят, но не отменяли.
Однако Соловецкий лагерь еще только становился, заключенных подвозили нерегулярно, потому как не была принята соответствующая директива. Но дело было за малым, и никаких иллюзий о том, что в этом проклятом месте устроится лагерь труда и отдыха не было ни у кого.
Игги и Мику выводили на прогулку во внутренний монастырский двор, наспех убранный колючей проволокой, к ним присоединялись другие люди, в основном подавленные и испуганные, а соглядатаев за прогулкой было почти столько же, сколько и заключенных. Почти ни у кого не было даже понятия, за что они сюда попали: суд не производился, дознание не велось — посадили в крепость, вот и весь сказ.
После первой кружки молока, усвоенной организмом, Тойво сказал своим сокамерникам:
— У нас есть десять дней, чтобы сориентироваться по месту. Или даже меньше.
— А потом рвем когти, — энергично закивал головой фон Зюдофф.
— Нет, это не Талергоф, — покачал головой Игги. — Это гораздо хуже.
Монах был единственным, кто хоть что-то мог видеть, пока он добирался сюда с материка. Но сказать хоть что-то не получалось.
Они находились на самом острове Соловецкий. Ближайший населенный пункт — хутор Горка, чуть дальше — урочище Лопушки. Со всех сторон — море, вернее — Онежская губа Белого моря. По пути к пристани лежат острова Сенные луды, пустые и легко просматриваемые. С востока два острова Муксалма — Большой и Малый. На больший из них идет дорога через каменный мост.