Любовные письма с Монмартра (Барро) - страница 42

– Очень хорошая работа, – сказала она, профессионально рассматривая памятник. – И мрамор очень хорошего качества, будет еще долго вас радовать.

Все трое мы стояли у озаренной вечерним солнцем могилы Элен. Взгляд Софи задержался на золотой надписи. В смущении она стала засовывать обратно под шапочку выбившуюся из-под нее прядь.

– Прошу прощения, – сказала она наконец, – я ведь не знала, что… Оказывается, совсем недавно…

– Да, – поспешил я ей на помощь.

Она озадаченно покачала головой:

– Несчастный случай?

– Нет, у моей жены был рак.

– О!

– Все произошло очень быстро.

Она промолчала.

– А это… стихотворение? – спросила она затем. – «Милая, ах, приди, чтобы с тобою быть, как в те майские дни» – это же, если подумать, похоже…

– Похоже на что?

– На мысли о смерти?

– Что плохого в том, чтобы мечтать о встрече с ней? – сказал я с горечью. – Моя жизнь, в общем-то, кончена.

– Такое даже в мыслях нельзя допускать, месье, – сказала она потрясенно. Затем, строго взглянув на меня, добавила: – У вас же есть маленький сын.

– Я знаю.

– Жалеть себя – это не выход.

– Знаю.

Я стиснул губы, перевел дыхание и на секунду закрыл глаза.

Когда я их снова открыл, то увидел перед собой странную улыбку на лице Софи Клодель.

– Я сейчас соберу свои инструменты, а затем мы все вместе пойдем в мое любимое бистро, – сказала она. – Я хочу кое-что рассказать вам, месье Азуле. Про живых и умерших.


Думаю, что, если бы в этот апрельский вечер Артюр не убежал от меня, погнавшись за парочкой ярких крылышек, я все-таки отверг бы так беспрекословно прозвучавшее предложение Софи Клодель. А тогда меня переполняло облегчение оттого, что нашелся Артюр, что с ним ничего не случилось и он, судя по всему, нашел нового друга. Мы последовали за реставратором скульптур к выходу с кладбища. Софи то и дело останавливалась, указывая на надгробия, которые обветшали или выделялись каким-нибудь особенно красивым декором, и поясняла, чем хороша та или иная лепнина или рельеф, а под конец обратила наше внимание на особенно выразительную статую девятнадцатого века, носившую название «La Douleur»[26]: памятник был установлен в укромном уголке в верхней части кладбища, куда вели каменные ступени.

Статуя, с годами покрывшаяся зеленовато-бирюзовой патиной, изображала девушку с длинными волосами: она сидела, прислонившись спиной к гигантскому могильному камню, на лице девушки застыло выражение такой живой скорби, что, подойдя, я невольно перед ней задержался.

– Эта статуя мне особенно нравится, – сказала Софи.

– И кто же это? Какая-нибудь знаменитость? – поинтересовался я.