Софи отрицательно покачала головой:
– Эту статую когда-то давно заказала мать, скорбящая по умершему сыну.
Мы направились дальше, пока не пришли к маленькому домику возле самого выхода, чтобы оставить там инструменты.
Вскоре мы уже сидели в бистро «L’Artiste»[27] – малюсеньком заведении с выкрашенным в красный цвет деревянным фасадом, которое укромно спряталось на улице Габриэля. Это был уютный ресторанчик, размером не больше обычной жилой комнаты, с красными скатертями на столиках и с красными стенами, сплошь увешанными красочными плакатами и открытками времен «прекрасной эпохи». Напротив входа на стене висела большая картина с изображением кошек, причем некоторые из них были в черных очках и с бокалами; как люди на картинах Ренуара, кошки пировали под деревьями, и это зрелище вызвало у Артюра восторженный возглас. Стоявший за стойкой бородач встретил Софи как хорошую знакомую, расцеловав в обе щеки.
Нам удалось занять один из деревянных столиков у окна. Артюр, видимо, был счастлив, что наконец-то происходит что-то интересное. Мы с ним почти никогда не ходили в рестораны. Он сидел, болтая ногами, и с любопытством разглядывал окружающую обстановку: было довольно людно. Артюр потребовал Lasagne à la Bolognaise[28], Софи заказала себе Cuisse de Poulet[29], а я взял фирменное блюдо ресторана – Bœuf Bourguignon[30] в красном винном соусе.
Софи что-то крикнула бородачу за стойкой, и вскоре он принес нам графин воды из-под крана и два бокала красного вина.
– Как поживает Гюстав? – спросил он, подавая нам заказ, и подмигнул Софи.
Она засмеялась и возвела глаза к потолку.
– Уж он замучил меня со своей простудой, – сказала она. – Но я за ним хорошо ухаживала, так что сейчас он приободрился и раскомандовался: помыкает мною так, что только держись.
Бородач ухмыльнулся.
– Ну, чтобы кто-то тобой помыкал, это, я думаю, маловероятно, – сказал он, перед тем как удалиться.
Я тоже мысленно ухмыльнулся. Очевидно, Гюстав – это дружок нашего сорванца-кобольда, и, глядя на Софи, я тоже не мог себе представить, чтобы она кому-то позволила над собой командовать.
Софи подняла бокал, ее черные глазищи блеснули.
– За жизнь! – сказала она и, не дождавшись от меня мгновенной реакции, добавила: – Ну же!
Мы чокнулись. Мне было необыкновенно хорошо и в то же время все казалось каким-то нереальным. Софи рассказывала Артюру, как используется деревянный молоток и как восстанавливают отбитый нос у статуи, сажая его для прочности на внутренний штифт. Затем она снова обратила внимание на меня, с интересом слушала, вела себя естественно и непринужденно, с аппетитом ела, задавала мне сотни вопросов и, формулируя какую-нибудь мысль, наставляла на меня вилку.