– Так ведь и роман задуман как веселый, Катрин, – парировал я мгновенно.
Господи! Ведь тут же вся соль как раз в названии! Жан-Пьер Фавр так обрадовался, когда я его предложил, что даже хлопал себя по ляжкам: «Жюльен, дорогой! Это же отличное кино! Сейчас же передам это художнику-дизайнеру, чтобы он занялся обложкой!»
Тогда мы еще оба думали, что я вдохновенно закончу роман в самые короткие сроки и он выйдет сразу же за первым бестселлером.
Я вздохнул про себя и обратил внимание, как вдруг помрачнела Катрин.
– Представляю себе, как это должно быть трудно. Ну, писать веселый роман после… после всего случившегося, – договорила она, споткнувшись на начатой фразе.
Она, конечно, сделала это не со зла, но у нее был прямо необыкновенный талант бередить кровоточащую рану.
– Знаешь, Жюльен, ты в любой момент можешь позвонить мне по мобильному телефону, – сказала она. – Это я на случай, если у тебя потолок рухнет или ты почувствуешь, что роман никак не пишется.
«Черта с два я буду тебе звонить!» – подумал я про себя, заплатил за нас двоих по счету и улыбнулся.
– Само собой, – произнес я вслух.
В эту первую неделю я действительно много писал. С утра садился за компьютер, пил как дурак черный кофе, курил и тюкал по клавишам, набирая какую-то несуразную чепуху.
Чем не способ не делать дела – и вроде бы от дела не бегать?
Но свои письма к Элен я не рвал.
Я рассказывал ей о своих неудачных попытках продолжить роман, об Артюре, и о том, как он счастлив с mamie на море, и что тетушка Кароль тоже все-таки выбралась в Онфлёр, пока ее дочь Камилла взялась присматривать за больным отцом, и что Камилла была в восторге, получив на память об Элен красное платье в мелкий белый горошек, и теперь носит его не снимая. Я написал Элен об Александре, что он занят по горло подготовкой своей весенней выставки и все же выбрал время заскочить ко мне и удостовериться, что со мной все в порядке. А еще о Зази, которую я приходил кормить и которая от радости каталась по ковру всякий раз, как только я открывал дверь в квартиру Катрин.
Я постепенно вошел во вкус и писал Элен почти каждый день, причем обо всем подряд, почти как если бы писал дневник. Мне это помогало, и тайничок в надгробии наполнялся конвертами. У меня было такое ощущение, что Элен где-то рядом, как будто она все еще была тут. Да ведь где-то же она должна быть!
Написал я и о девушке, с которой мы с Артюром познакомились на кладбище, и о том, что сначала мне показалось, будто Артюр разговаривает с деревом.
Нередко я ловил себя на том, что во время походов на кладбище невольно высматриваю Софи.