Детство она провела в Ле-Везине. Это богатый город к западу от Парижа, прямая противоположность того места, где вырос папа. У ее родителей была квартира-студия в соседнем Сен-Жермен-ан-Ле, и, повзрослев, она туда переехала. Позволить себе квартиру в Париже она еще не могла. Мне нравится представлять, как она живет в этой маленькой студии с единственной комнатой размером с нашу нынешнюю гостиную и каждый вечер раскладывает диван-кровать. Недалеко от ее дома был парк. Она возила меня туда в прошлом году. Это красивый парк, спроектированный тем же самым архитектором, который придумал сады Версаля, и с его длинной террасы открывается вид на Париж. Я помню, с каким восторгом она провела меня через железные ворота, мимо старшеклассников, которые в кружок сидели на лужайках, сложив в центр рюкзаки, чтобы их не украли. Мы остановились у парапета. Она показала мне Эйфелеву башню и Дефанс. Она сказала, что именно сюда приходила развеяться после прослушиваний. Именно здесь она гуляла часами, когда узнала, что беременна. Она раздумывала, оставлять меня или нет, как изменится ее жизнь, как будут развиваться ее отношения с женатым человеком, как им устроить жизнь своего ребенка.
Она смотрела на очертания Парижа не с жадностью и не с опасением, а с волнением человека, который уже завладел этим городом, которому не терпится поселиться там и влиться в его ритм.
А вот чего ты можешь не знать о моем отце, так это того, что он никогда не брал отгулов – ни ради жены и сыновей, ни ради нас. Он придавал работе большое значение. Даже во время отдыха он не выпускал телефон из рук и просматривал документы, когда все ложились спать. Дело в том, что он чувствовал свою огромную ответственность, необходимость заботиться о нас. Он боялся. Вдруг мы попросим его о чем-то, а он не сможет нам это дать? Это было бы величайшим позором. Не выполнить просьбу? Я думаю, он бы не отказал нам, пока не залез бы в долги или не продал самые дорогие туфли. И еще он любил работать, любил находить выход из сложных ситуаций. Ему нравилось сохранять спокойствие в эпицентре бури.
Так чем, в конце концов, твоя мать так уж отличается от мадам Лапьер? Разве они обе не происходят из состоятельных семей?
Как ты знаешь, отец Анук был врачом. У него была собственная практика в Ле-Везине, и одни и те же пациенты ходили к нему десятки лет. Ее мать вышла на пенсию в шестьдесят с лишним. Анук росла бунтаркой, поэтому ее на несколько лет отправили в школу-пансион. В частной католической школе она училась не слишком хорошо. Она конфликтовала с учителями, отказывалась ходить на занятия по катехизису. Она не была блестящей ученицей, потому что никогда особенно не старалась. Ей не нужны были лучшие оценки, она просто хотела сдать выпускные экзамены. Да, мои бабушка с дедушкой богаты. Они живут в трехэтажном доме в Бургундии и несколько раз в год путешествуют по городам Европы, останавливаясь в пятизвездочных отелях. Но они не такие утонченные интеллектуалы, как родственники мадам Лапьер. Они не знамениты. Не то что Ален Робер, отец мадам Лапьер. Я готова поспорить, что его семейство уже составило некролог, который опубликуют сразу после его смерти. И Анук не вписывалась в заданные рамки, как мадам Лапьер. Анук стремилась обрести собственную идентичность вопреки воспитанию, быть творческой личностью. Она никогда не хотела ни замуж, не говоря уже о венчании, ни крестить детей, если они у нее будут. Она хотела сделать все иначе, чем мой отец и его жена.