Давид рассмеялся.
– Вот как ты нас видишь? Пожилая семейная пара, которая все друг другу рассказывает?
– Ты не пожилой.
– Я старше тебя.
– Как бы то ни было, я ничего не смыслю в отношениях. – Я вздохнула и подняла глаза к потолку. Под лампочками мельтешил целый рой маленьких черных мошек. – Знаешь, я думала, что мои родители – нормальная пара. Думала, мы сможем жить счастливо втроем. Но, наверное, все понимали, что произойдет. Ты наверняка понимал.
– Что я, по-твоему, понимал?
– Что он останется с ними. Что должно случиться, чтобы мужчина ушел от жены или женщина – от мужа? Я ничего в этом не смыслю.
Я уже давно билась над этими вопросами и хотела задать их Брижит или Давиду. Пока я прокручивала их в голове, они казались разумными, но вслух прозвучали неуклюже и напыщенно, и я пожалела, что не промолчала. Давид помедлил, прежде чем ответить, и наконец мягко заговорил:
– По тебе было видно, что ты понимаешь, чего хочешь. Я до сих пор помню твое первое письмо. Ты отличалась от других семнадцатилетних подростков, которых я встречал, ты была взрослее и мыслила трезво.
– Нас хорошо учат в школе.
– Я пытался тебя предупредить. Я сказал, что возможны негативные последствия.
Разве? Первые недели сентября казались зыбкими, как сон. Я поежилась, вспомнив о нашей переписке.
Давид возился с открывалкой для бутылок. Я посмотрела в окно на серое небо над соседними домами. Было похоже, что пойдет дождь.
– А как ты сама? – спросил он. – У тебя есть парень в школе?
– Сейчас нет.
Он улыбнулся.
– Правильно делаешь, что не тратишь время на старшеклассников.
– По-твоему, я должна остаться одна? – Я поймала себя на том, что говорю с вызовом, и попыталась смягчить тон.
– Я не указываю тебе, что делать.
– Извини. Я не хотела отвечать так резко. – Я придвинулась к столу. – Похоже, я никому в школе не интересна.
– Я в это не верю.
– Может, когда-нибудь я стану такой же умной, как вы оба, – сказала я и сразу покраснела.
– Нет, ты станешь лучше нас.
Я засмеялась и облизнула губы. Они были сухими, и я пожалела, что не догадалась дома их накрасить. Знала же, какими бледными и тусклыми они становятся зимой. Голос Брижит на кухне не был слышен, но я представила, как она, прижав телефонную трубку плечом, делает записи в блокноте на журнальном столике в гостиной.
– Твои губы, – сказал Давид.
– Что с ними? – Я провела по ним пальцами. Я была уверена: он сейчас скажет, что они у меня такие же, как у матери.
– Они немного припухшие.
– Наверное, от холода, – сказала я, – вечно воспаляются на ветру.
Давид покачал головой.