Ее лицо стало похоже на захлопнутую дверь, и та доброжелательность, которую я видела в нем прежде, исчезла.
Я смотрела в пол, по-прежнему крепко обхватив себя руками. Коридор был застелен длинным персидским ковром. Брижит сумела так повернуть разговор, что теперь я чувствовала себя виноватой.
– Ты рассказала мне свою историю, Марго. Мне и упрашивать почти не пришлось, ты согласилась мгновенно. Как будто она была горячей и обжигала тебе руки, как будто ты хотела, чтобы я ее у тебя забрала. Не понимаю, почему ты злишься из-за статьи. Это только отрывок. Мемуары будут намного длиннее, это будет целая история – твоя и его.
Я слушала ее уверенные рассуждения. Прежде я бы уступила.
– Но ты исказила образ моего отца. В этой статье о нем не сказано ничего хорошего, ни слова о его достоинствах, о его уме.
– Ты обвиняешь меня, словно это я написала статью, но вообще-то это не так. Ее автор Жюльен.
– А исходило это все от тебя.
Она с шумом выдохнула и отмахнулась от меня.
– Это просто статья.
– Это моя жизнь.
Брижит слабо улыбнулась, и тут я увидела, как насмешливо искривились ее губы, – то же самое выражение появилось на ее лице, когда она пыталась избавиться от своего кузена Жоржа. Я чувствовала, что она берет надо мной верх, но все-таки повторила:
– Я же доверила тебе свою жизнь.
– И почему ты это сделала?
Мы говорили быстро и очень тихо, почти шепотом. Ее последний вопрос поставил меня в тупик. Я больше не понимала, почему положилась на нее. Я попыталась вспомнить наши первые встречи, то, с чего мы начинали, но подробности всплывали в голове смутно. Мне помнилось только, как мы обе бросились в неизвестность. Сладкое тесто clafoutis, свет у них на кухне, перетекающий из желтого в синий, кожаная куртка Давида, висящая на стуле. С просьбой к ней обратилась я, но чья это была идея изначально, я уже не могла сказать наверняка.
– Я скажу тебе, почему ты мне доверяла. – Она улыбнулась, и я поняла, что эта игра в угадайку доставляет ей удовольствие. – Ты доверяла мне, потому что я тебе нравилась.
Я смутилась, как будто в этом было что-то плохое. С меня словно сорвали одежду, и я была уверена, что эта нагота отражается на моем лице.
– Но если я тебе нравилась, – продолжала она, повысив голос, – то почему ты предала мое доверие? Ты думаешь, что я обошлась с тобой несправедливо, а что сделала ты сама? Как думаешь, каково мне после того, что произошло между тобой и Давидом?
Ее голос звучал сдавленно и явно плохо подчинялся ей. Мое сердце колотилось в ушах. Она знает. Не успела я толком осмыслить услышанное, как почувствовала пальцы Брижит на своей голой руке. Она впилась в кожу ногтями, и острая боль отрезвила меня. Я вытерла выступившую каплю крови.